По меркам того времени одномоторная «летающая лодка» с деревянными силовыми конструкциями фюзеляжа и крыльев, обтянутыми перкалем, развивавшая крейсерскую скорость 160 км/ч и способная нести шестьсот килограммов бомбовой нагрузки, да к тому же еще и переворачивавшаяся даже при небольшом волнении на море, никак не могла считаться полноценным боевым самолетом. Тем не менее эти устаревшие разведчики регулярно бомбили вражеские артиллерийские батареи, железнодорожные станции и колонны наступавших немецких войск, совершая порой по несколько вылетов в сутки.
Среди наиболее отличившихся пилотов эскадрильи был и Александр Пресняков, представленный в числе других своих товарищей к ордену. Но буквально накануне его вручения произошел несчастный случай, едва было не сломавший Саше всю жизнь. Экипаж Преснякова получил задание выявить расположение артиллерийских батарей противника. Поскольку его самолет был неисправен, лететь предстояло на командирском. Но вот незадача: мотор никак не хотел запускаться, и Саша самостоятельно принял решение идти на своем. В результате – разбитая при вынужденной посадке машина и тяжелое ранение штурмана. Военный трибунал приговорил Преснякова к восьми годам лишения свободы. К счастью, командиру удалось добиться, чтобы Сашу оставили в его эскадрилье и, кроме того, повторно рассмотрели это дело после выполнения им тридцати успешных боевых вылетов.
В январе 42-го Преснякова перевели в 1-й Гвардейский МТАП, где Саша сразу же зарекомендовал себя с лучшей стороны и через месяц был назначен командиром звена 3-й эскадрильи. Казалось, все самое худшее позади… И вновь авария – отказ мотора как раз в тот момент, когда до предела загруженный самолет только-только оторвался от земли. Полученные при падении боевой машины травмы на два месяца вывели Преснякова из строя. По излечении он вернулся в свою часть и продолжил летать с еще большим рвением.
В той же самой 41-й отдельной эскадрилье начинал свой боевой путь и штурман Виктор Чванов, карьера которого во многом походила на Сашину. Виктор, бывший мастером по электрооборудованию одной из разведывательных эскадрилий Тихоокеанского флота, исправно и без нареканий выполнявший свою работу, сам того не замечая, оказался пленен мечтой о покорении небесных просторов. Не откладывая ее осуществление в долгий ящик, он поступил в николаевское военно-морское училище имени Леваневского, после окончания которого для дальнейшего прохождения службы был направлен на Балтийский флот.
Но самой удивительной и вместе с тем весьма характерной для своего времени была биография штурмана Михаила Советского, воевавшего в составе экипажа одного из лучших летчиков полка Юрия Бунимовича. Его, маленького московского беспризорника, извлекли из асфальтового чана и доставили в детский дом. Никаких следов Мишиного происхождения отыскать не удалось. Все, что он помнил, – это неутолимое чувство голода да бесконечные скитания по рынкам в поисках пропитания. По внешнему виду мальчика воспитатели определили, что ему примерно пять лет, а значит, родился он в 1917-м, в год установления советской власти. Так Миша стал Советским. Отчество Александрович он выбрал себе позднее в честь любимого им воспитателя.
После девятого класса Миша поступил на рабфак, где начал посещать аэроклуб. Любовь к небу взяла верх над желанием приобрести рабочую профессию, и молодой парнишка решил посвятить свою жизнь морской авиации. Окончив с отличием училище, Советский заслужил право самому выбрать флот, на который ему предстояло получить направление. Так Балтика приобрела прекрасного штурмана.
Вот эти многоопытные авиаторы, некоторые штрихи к портретам которых я обозначил выше, были нашими учителями и образцами для подражания. Конечно, от вылета к вылету у каждого из нас накапливался свой опыт, позволявший делать собственные выводы и самостоятельно принимать соответствующие ситуации решения. Но чувство благодарности к тем, кто заботливо опекал нас, «желторотиков», осталось со мной до сих пор, ведь в том, что мне удалось дожить до Победы, есть их немалая заслуга.
Едва освоившись на новом месте, все молодые экипажи нетерпеливо торопили время, отделявшее нас от первой встречи с врагом. Но прежде чем вступить с ним в схватку, предстояло осилить довольно непростую задачу – детально изучить конфигурацию финского, эстонского, латвийского и литовского побережья, после чего сдать экзамен своим комэскам.
«Неужели все это можно запомнить?!» – промелькнула обескураживающая мысль, стоило лишь бросить беглый взгляд на разложенные на столе морские карты. Но, вспомнив, что многое из того, что мне довелось сделать в своей жизни, вначале казалось практически невыполнимым, я с удвоенной энергией принялся за работу.
Вскоре мне пришлось убедиться, что простое вождение пальца по извилистой береговой линии никаких результатов не приносит. Особенно тяжело дело обстояло с изрезанным многочисленными шхерами южным побережьем Финляндии. Заливы, мысы и бесчисленные небольшие островки никак не хотели укладываться в памяти и, стоило лишь на мгновенье выпустить карту из поля зрения, начинали теряться или перепрыгивать с места на место.
В аналогичной ситуации оказались и мои сотоварищи. Пришлось применять метод, известный еще со школы пилотов. Берешь определенный фрагмент карты, запоминаешь его, после чего воспроизводишь на чистом листе бумаги. Затем процедура повторяется со следующим участком. Так дело пошло гораздо быстрее, и несколько дней спустя я обнаружил, что уже довольно свободно ориентируюсь на карте Балтики и могу без запинки отыскать на ней любое заданное командиром эскадрильи место.
И вот наконец первое боевое задание. С нашей стороны наивно было думать, что нам, необстрелянной молодежи, сразу же доверят охотиться с торпедами. Это испытание под силу лишь более опытным экипажам. Да и слишком дорога торпеда, около двухсот пятидесяти тысяч рублей стоила, поэтому начинать пришлось с минных постановок.
Надо сказать, что перевозка военных грузов по морю является весьма удобным, а в некоторых случаях и единственно возможным средством доставки необходимых для ведения боевых действий техники, боеприпасов, горюче-смазочных материалов и подкрепления. Чтобы уничтожить все находящееся на борту одного лишь транспорта, попади оно на фронт, понадобится совершить, быть может, не один десяток самолето-вылетов, истратить сотни снарядов и тысячи пуль… И уж совсем невозможно подсчитать, во сколько человеческих жизней обойдется это добравшееся к месту назначения судно. Именно поэтому важно перехватить вражеский транспорт и потопить его на пути следования, для чего в большинстве случаев достаточно попадания одной торпеды.
Но есть такие участки морских коммуникаций, на которых применение торпедного оружия становится невозможным. Например, шхерные районы Хельсинки и Котки, прикрытые множеством маленьких скалистых островков. Именно там, и еще в бухте Таллина, мы и применяли мины. Успех полностью зависел от того, насколько удавалось экипажам скрытно выйти в заданный район для сброса своего смертоносного груза. Но даже будучи замеченными, мы доставляли немцам немало неприятностей, поскольку работа портов полностью прерывалась на время, необходимое для траления фарватеров.
В 43-м наш полк возил два типа авиационных мин: «АМГ-1» и «А-4». «АМГ-1» была разработана в нашей стране еще задолго до войны и уже считалась устаревшей. И действительно, якорная мина, срабатывавшая при прямом ударе о корпус судна, могла нанести урон лишь при недостаточной организации траления.