И изо всех сил дал ему в лоб.
Тут и я сообразил. В долю секунды. Бандит, выронив автомат, летел спиной прямо на наш шкаф. И я тоже изо всех сил ударил изнутри дверцу ногой. Она распахнулась, и они встретились. Дверца и его башка.
Бандит грохнулся на пол, ошалело посидел, потом начал медленно, с трудом подниматься:
– Ну ты, дед, сейчас пожалеешь, что дожил до старости…
И осекся.
Прямо напротив него стоял невесть откуда взявшийся пацан в шортах и с хохолком на макушке. Шорты – ладно, хохолок – тоже не беда. Беда в том, что в руках пацана был его автомат. И ствол этого автомата смотрел ему прямо в брюхо.
– Ты что? Ты что? – бандит задвигал ногами, отталкиваясь ими, попятился, сидя на полу, к шкафу. – Убери пушку! Сдурел?
А я взял его сзади за волосы и проговорил:
– Извинись перед героем войны. Пока не поздно.
– Ну извини, – поспешно сказал он мне. – Я и не знал, что ты герой.
Алешка захохотал, и автомат запрыгал в его руках.
Юрий Иванович запер дверь купе. Подошел к бандиту.
– Мне извинений твоих не надо, – сказал он. Достал из кармана доллары и отхлестал бандита этой пачкой по щекам. А потом бросил ему в лицо. – Давай руки, щенок! – И он защелкнул на нем наручники. – Сейчас мы с тобой чайку попьем. С вареньем.
– Пытать будете? – спросил бандит. – А я все равно ничего не скажу.
– Ты такой храбрый?
– Не-а. – Признался легко. – Я не храбрый. На фиг надо. Я просто ничего не знаю. Мне сказали – я сделал. А зачем – не моя печаль.
Юрий Иванович взял у Алешки автомат, вынул магазин, заглянул в него:
– Полный! Это хорошо. На всех хватит. – И спросил бандита, направив на него оружие: – Сколько вас?
Тот завороженно уставился на автомат и икнул.
– Не понял, – насмешливо произнес Юрий Иванович.
– Не помню. Не считал.
– Пива сколько брали на станциях? – подсказал Юрий Иванович.
– На шесть человек. Шеф пиво не пьет.
– И где вы прятались?
– В вагоне. В цирковом.
– А что там еще, в вашем вагоне?
– А я знаю? Коробки какие-то везем. Мы – охрана. Наше дело – доставить, сдать и бабки получить.
– Что вы сделали с помощником машиниста? Отравили?
– Никто его не травил. Я этого ничего не знаю. Знаю только, что проводница им кофе носила.
– Какая проводница?
– В кудряшках. Лялька или Лелька.
– Где полковник Оболенский?
– Его в купе заперли. Вместе с твоим машинистом. И еще там какие-то, с хвостами.
– В каком купе?
– А я не знаю, я его не запирал. – И он обратился к Юрию Ивановичу: – Дед, отдай автомат.
– Щас-с! Даже два!
– Все равно наши сейчас придут.
– Дим, – сказал Юрий Иванович, – поищи-ка в аптечке пластырь.
Я сразу понял, что от меня требуется. Нашел пластырь и замотал бандиту рот еще круче, чем они начальнику поезда. Остатками пластыря я связал ему ноги, туго-натуго. И забрал у него ключ от купе.
После этого мы засунули его в шкаф, привалили двумя пыльными матрацами и плотно прикрыли дверцы.
– Одним меньше, – произнес Юрий Иванович.
Управились мы вовремя. В коридоре опять послышался шум, и в купе дернулась дверь.
– Не понял, – услышали мы за дверью голос Котяры. – Шурик! Отворяй! Свои!
Алешка чуть слышно хихикнул в кулак. Ручка дверцы задергалась.
– Шурик! – заорали за дверью. – Открывай! Уснул, зараза?
В дверь стали стучать, наверное, прикладом автомата. Но дверь была крепкая – из отечественного армированного пластика.
– Жорик! – опять заорал за дверью Котяра. – Марш на крышу! В окошко загляни!
– Я что, дурак? По крышам лазить? – И совершенно другим тоном, виноватым и заискивающим: – Иду, иду, шеф. Я пошутил. – Наверно, Котяра ему оружием пригрозил.
Алешка живо задернул шторку на окошке. Но это, как очень скоро выяснилось, не понадобилось.
Этот Жорик в самом деле оказался дураком. Он, вероятно, так старался заглянуть с крыши вагона в наше окно, что… перестарался. Послышались короткий вопль и глухой шмяк об землю.
– Двумя меньше, – удовлетворенно подсчитал Юрий Иванович.
– Жорик! Жорик! – вопил Котяра. – Ну что там? Что видно?
За окном сначала все молчало, а потом Жорик глухо произнес:
– Что видно? Видно, меня контузило. Окажите мне первую помощь.
– Тебя еще в детстве контузило! – выругался Котяра. – Я тебе щас последнюю помощь окажу.
– Ну вас на фиг! – отозвался Жорик с какой-то ноющей, протяжной интонацией. – Я домой пошел.
Мы выглянули в окно. Жорик, в самом деле, прихрамывая и волоча за собой автомат, медленно пошел от поезда и скоро затерялся в густых и высоких степных травах.
– Пятеро осталось, – подытожил Юрий Иванович. – Не считая вертушки Лельки. Справимся.
А Котяра тем временем, потеряв терпение, начал биться в нашу дверь всем телом.
– Мощно бьет, – Юрий Иванович покачал головой. – Приготовились, ребята. Атас! – И он отщелкнул дверной запор.
С треском распахнулась дверь. И грузно ввалился в купе Котяра, грохнувшись на пол. Из руки его вылетел пистолет и остановился у моих ног. Я подхватил его и вылетел из купе следом за Алешкой и Юрием Ивановичем.
Мы захлопнули дверь и заперли ее аварийным ключом.
– Давненько я не воевал! – начальник поезда, а теперь командир нашего маленького отряда, вытер лоб. – Дуйте, ребятки, в свое купе, а я пойду вашего батю отбивать.
Мы беспрекословно подчинились. Во-первых, это уже не шуточки, а во-вторых, надо было успокоить маму.
– Ты что-нибудь понимаешь? – спросил я Алешку, когда мы пробирались в свой вагон.
– А чего тут не понять-то? – небрежно отмахнулся он. Но объяснять не стал – не в его правилах. Если ты умный – догадайся сам. А если дурак, то зачем тебе объяснения? Умнее от этого все равно не станешь.
– Что маме скажем? – спросил я, когда мы добрались до нашего вагона.
– Соврем.
Ну, это ясно.
– А чего соврем?
– Чего-нибудь, – отмахнулся Алешка.
Еще яснее.
– Папа не пришел? – ляпнул я, когда мы вошли в свое купе. Да, если бы Алешка и в школе отличался такой же сообразительностью и мгновенной реакцией, то он давно бы стал ее гордостью.