– Челюкан? Ему-то что надо?
– Не знаю. – Андрей как мог небрежно пожал плечами.
– Зови. Послушаю.
Андрей поднялся на ноги, встал в дверном проеме и свистнул.
Великий вел наблюдение через окно, не столько, конечно, смотрел на Челюкана, сколько вокруг. Подмечал сторожким взглядом – не дрогнет ли где ветка, не блеснет ли на солнце оптика бинокля или снайперского прицела.
– Что он тащит?
– Чемодан, – опять усмехнулся Андрей. – Наверное, харчишки тебе в дорогу собрал. Или в тюрьму.
– Ты не забывайся, шериф. – Великий сильно ткнул, почти ударил его стволом в печень.
Колька, оставив чемодан у входа, за окном, нерешительно вошел, поздоровался.
– Попрощаться пришел? – спросил Великий насмешливо.
– Мне надо с вами поговорить. – Колька кивнул в сторону Андрея. – Без него. Пусть отойдет.
– Отвали, шериф. В угол. Что тебе? – насмешливо бросил бандит Челюкану. – Клад нашел?
– Ребята нашли. Я у них забрал. – Колька сунул руку за пазуху, достал газетный сверток, развернул.
Блеснуло в бедной избе, засверкало: на мятой газете радостно сиял необыкновенной красоты крест.
Великий непроизвольно шагнул вперед, протянул руку. Колька шагнул назад, спрятал крест за спину.
– У меня условие.
– Шерифа отпустить? – оскалился Великий.
– Возьмите меня с собой, – твердо проговорил Колька. – Меня все равно посадят. Обузой вам не буду. Отработаю.
– Нет вопроса, – великодушно бросил Сычев. Он мог смело обещать что угодно. Особенно пацану. – Дай сюда!
Преступник взял крест едва ли не дрожащими руками, внимательно осмотрел. Бережно завернул в бумагу, отдал Кольке:
– Положи в чемодан.
Колька поднял чемодан Великого на скамью у окна, щелкнул замками, откинул крышку. Крест положил сверху. Снова поставил чемодан на пол. Не совсем, правда, туда, где он стоял до этого. Гораздо ближе к окну.
Андрей изготовился, хотя внешне ничем этого не показал. Так же равнодушно и послушно, как наказанный малыш, стоял в углу. Внутренне примеривался к прыжку почти через всю избу. Конечно, он не надеялся свалить Великого, справиться с ним одними ногами. Да и задумка была не в этом. Но попытаться не грех, стучала в висках беспокойная мысль, вдруг повезет. Тогда все проще окажется…
Колька снова подошел к Великому.
– Я вещи собрал, матери записку оставил. – Он, волнуясь, теребил нижнюю пуговицу рубашки.
Оторвалась пуговка. И что-то серое, хвостатое шлепнулось из-под рубашки на пол, испуганно шмыгнуло в штанину Великого.
Раздался истерический визг. Бандит запрыгал, завертелся, принялся трясти штанину, колотить себя по бедру.
Андрей взвился в воздух, метя ногой ему в шею. Попал, но не очень удачно – в плечо. Преступник и сыщик грохнулись на пол, сплелись в яростный, рычащий клубок. Машка, не будь дурой, шустро покинула негостеприимное убежище, вернулась в надежное и привычное. Колька, машинально поглаживая ее через рубашку, с ужасом смотрел на жестокую схватку и выбирал момент, чтобы ахнуть Великого по башке хотя бы табуреткой. Забыты были категорические наказы участкового: что бы ни случилось, ни за что не вмешиваться. Впрочем, Челюкан и не смог бы этого сделать: в этой схватке ему не было места. У него другая задача была. И он ее выполнил.
Андрей попытался, блокируя удары Великого скованными руками, сгибом колена захватить его шею, но бандит резко вывернул ему стопу, с маху ударил носком ботинка в живот и тут же рукояткой пистолета в висок. Теряя сознание, Андрей еще несколько мгновений чувствовал, как трещат ребра под ударами озверевшего громилы…
Тяжело дыша, Великий подскочил к окну. Но схватка прошла мгновенно, за окном опасности не было.
– Мотай отсюда, – переводя дыхание, с трудом проговорил он Кольке.
– Я не нарочно, – пробормотал Челюкан. – Она сама.
– Если бы нарочно – рядом с ним валялся бы, – и Великий, не удержавшись, снова пнул безжизненно лежащего Ратникова. – Мотай, мотай. Пока я добрый.
– Надо помочь ему. – Колька не мог отвести глаза от Андрея.
Великий без слов развернул пацана и пинком вышиб за дверь.
Но Колька не был бы Челюканом, если бы ушел просто так.
– Вы хороший друг, Петр Алексеевич, – обернулся он, – надежный. С вами хорошо от врагов отстреливаться.
Великий откровенно расхохотался. Но, едва заслышав шум вертолета, тут же прервал смех и взглянул на часы. Схватил мегафон.
Вертолет завис рядом с домом. Медленно опустился на траву, разгоняя винтом зеленые волны.
Великий, прячась в простенке, поднес к губам микрофон:
– Эй, пилот! Движок не глуши! Сбавь обороты! Вот так! Свободен!
Летчик спрыгнул на землю, догнал Кольку, взял у него чемодан, обнял за плечи.
Великий вернулся к Андрею, приподнял его за ворот, стал шлепать ладонями по щекам. Потом плеснул водой из кружки.
Андрей застонал, открыл глаза.
– Собирайся, шериф. Дилижанс у крыльца. Живо, живо! – Бандит приподнял Андрея, поставил на ноги, забросил его руку себе на плечо.
У двери Великий обернулся к Федору:
– Ты, коллега, возьми чемодан. Услужи гостю: проводи до экипажа. – И пригрозил: – Шаг в сторону – пуля в лоб. Это понятно?
– Была бы я здорова, – проскрипела с печи Ведьма, – я бы тебе услужила. Воронью бы отдала, чтобы тебя, злодея, на мелкие кусочки растащили.
Великий даже не обернулся.
Превозмогая боль, стараясь не стонать и не дышать глубоко, Андрей шел к вертолету и с облегчением думал о том, что нет худа без добра – избитого, без сил, Великий вряд ли станет пристегивать его наручниками к сиденью.
Прикрываясь Андреем, Великий остановился у дверцы, приказал Федору:
– Чемодан в вертолет. Рядом с сиденьем. Не туда, дурак, слева. Вот так. Теперь стань здесь. Стой, пока не скажу.
Пятясь, Великий стал на ступеньку и принялся спиной вперед забираться в вертолет, все так же прикрываясь Андреем. Бросил его на пол, захлопнул и запер дверцу. Запор был хитроумной имитацией, спасением для Андрея.
Великий сел в кресло пилота, чуть сдвинул боковое стекло, вывалил динамик мегафона на шнуре наружу:
– Федор – свободен! Все свободны, господа! Благодарю за службу! От винта! – и выкинул мегафон за борт.
Взревел двигатель, вертолет качнулся, оторвался от земли, стал набирать высоту.
Все, подумал Андрей, пора. Ударил ногой по дверце – в то самое место, где краснел на ней мазок кистью. Она с готовностью распахнулась – и Ратников вывалился за борт.