— Для тебя, может быть, было бы лучше.
Отсидка в тюрьме, даже краткая... Немыслимо.
— Извини. Я что-то плохо соображаю.
Джек до сих пор ушам своим не верил.
— Я убил человека, и ты с этим согласен?
— Насчет этого человека согласен. Более чем согласен. Я... — отец протянул к нему руки, — горжусь тобой.
Ничего себе.
Джек не любил обниматься, но приник к нему, мысленно повторяя: гордишься? Гордишься? Господи Иисусе, как я мог в нем так ошибаться?
Снова вспомнились сказанные в первый день слова Ани:
Поверь, малыш, ты многого не знаешь о своем отце.
Они разомкнули объятия.
— Если б я знал, что ты к этому так отнесешься, позвал бы на помощь. Она мне не помешала бы. И ты что-нибудь сделал бы, не дожидаясь, пока полиция за тебя это сделает.
Том возмутился:
— Откуда ты знаешь, что я ничего не сделал? Откуда ты знаешь, что я не сидел с ружьем в кустах у переезда, следя, не попытается ли кто-нибудь снова это проделать?
Джек сдержал смешок, но от улыбки не удержался.
— Папа, у тебя ружья никогда не было. Даже пистолета.
— Сейчас, может быть, нет, а тогда было.
— Ну ладно.
Они стояли друг перед другом, отец смотрел на него как на нового незнакомого человека. Наконец, протянул руку. Джек пожал ее.
— Не знаю, как ты, — сказал Том, — а я с голоду умираю. Покончим с омлетом.
— Займись яйцами, я нарежу ветчину.
Славный вечер. Удивительный, потрясающий вечер открытий. Ничего подобного не предвиделось.
Было бы еще лучше, если бы удалось вернуть Карла домой. Интересно, как там бедный парень.
Карл смотрел на звездное небо, на бесформенные тени деревьев, на воды лагуны, на все, кроме огней. Впрочем, как ни старался, глаза все время возвращались к дыре... и к огням.
Его посадили на землю, спиной к одному из опорных столбов индейской хижины. Хотели связать за спиной руки, потом вспомнили, что у него только одна рука, поэтому крепкой веревкой примотали к столбу туловище.
Он слышал, как Семели сказала, что Джек нашел ее раковину, но дело обождет до завтра. Нынешняя ночь важнее.
Воздух теплый, влажный, плотный — лягушка задохнется. Может, они поэтому и не высовываются. Даже сверчки умолкли. В лагуне и окрестностях тишина, как в могиле.
Вскоре после наступления темноты замерцали огни необычных смешанных цветов, каких он никогда в жизни не видел. Вокруг дыры собралась настоящая толпа. Предварительно много чего было сделано. Люк и Корли, Юдолл и Эрик установили над отверстием какую-то стальную треногу. В центре сверху, где штанги сходились, находился шкив. Через него пропустили прочную длинную веревку, привязали нечто вроде стула.
Карл без конца повторял про себя: нет, она на это не пойдет. Не сумасшедшая же, в самом деле.
Но когда совсем стемнело и свет фантастических красок заиграл на воде и деревьях, Семели действительно забралась на сиденье, повисла над дырой, отблески на серебряных волосах приобрели совсем необычный оттенок, потом Люк с каким-то неопознанным парнем загородили картину панорамными спинами, спуская ее вниз.
Она скрылась из вида, прокричала снизу:
— Чего остановились? Спускайте!
— Ты и так уже глубже, чем следует, — крикнул в ответ Люк. — Сколько до воды осталось?
— Воды не видно. Похоже, вся высохла.
— Тогда где дно?
— И дна тоже не вижу, один свет.
— Ладно, — решил Люк. — Сейчас я тебя вытащу.
— Если ты это сделаешь, никогда больше не буду с тобой разговаривать! Слышишь? Никогда! Мне даже не снилось ничего подобного. Яркий свет окружает... пронизывает меня... Потрясающе! Трави веревку. Я хочу посмотреть, откуда он идет.
Карл многого в жизни не понимал, но был чертовски уверен, что это неудачная мысль. Хорошо, что он здесь, подальше от огней. С удовольствием оказался бы еще дальше, скажем перед телевизором в своем трейлере. Пропустил все вечерние шоу по пятницам. Сейчас, впрочем, нечего переживать по этому поводу. Надо выбираться отсюда.
Он пытался одной рукой развязать на спине узел, а тот не поддавался. Живя в дикой глуши, особенно на воде, обучаешься вязать крепкие узлы. Тем не менее садовник не прекращал попыток.
— Спускайте! — слабым эхом послышался из дыры голос Семели.
— Почти всю веревку вытравили, — сообщил Люк.
— Спускай до конца! Сколько можно!
Хорошо, решил Карл. Всеобщее внимание сосредоточено на ней.
Если бы только ослабить узел, можно было б тихонечко броситься в воду, угнать каноэ, тайком смыться. Пока заметят, он будет уже далеко...
Тут он вздрогнул от вопля, от долгого страдальческого крика, словно с кого-то сдирали кожу — не просто кусочек, а всю целиком.
Столпившиеся вокруг дыры парни разом загомонили, засуетились, забегали туда-сюда, принялись бешено крутить веревку. Среди мельтешивших фигур Карл разглядел Семели на сиденье, вялую, как наживка для рыбы, неподвижную.
Будто мертвая.
Семели услышала крик и очнулась, разбитая, обливаясь потом.
— Где я?
— Семели, что с тобой?
Голос Люка... наклонившееся над ней лицо...
Она села, сообразив, что находится на «Плавучем Быке», снова упала на спину.
— На, выпей.
Люк поднес к ее губам бутылку, она глотнула. Вода. Господи боже, как вкусно.
Вновь огляделась.
— Как я тут очутилась? Не помню, чтобы ложилась в постель.
— Ты спускалась в дыру, — напомнил Люк.
— К огням! Конечно.
Вспомнила. Она спускалась в дыру, купалась, как солнцепоклонница, в чужом, удивительном до безумия свете. Причем сама была не чужой, а скорее желанной, больше, чем в родном доме. Вспомнилось стремление сорвать одежду, чтобы лучи проникли сквозь кожу. Не успела...
...послышались голоса.
Сначала еле слышный шепот. Фактически даже не звук. Голоса раздавались как бы в голове, словно у сумасшедшей. Точно даже не скажешь, с ней ли они говорили. Может, просто болтали друг с другом, слова летели в уши, однако казалось, они обращаются к ней. Хотелось, чтобы обращались.
— Что там с тобой случилось? — спросил Люк. — Никогда в жизни таких воплей не слышал, мы тебя вытащили в полной отключке. Я уж думал, ты мертвая.