– А если дурак? Что тогда? – поинтересовался Антон.
– Тогда?.. Послушай, а чего это ты, Круглов, за нами тащишься, как игрушка на веревочке? Мог бы и домой пойти.
– Игрушка?! Я – игрушка? Да я же… – Горло перехватило от невысказанных эмоций, и, пока он с ними разбирался, Волчок совершенно спокойно уточнил:
– Угнея, это я за тобой тащусь, как игрушечный волк на веревочке. А Антон не может друга бросить и тоже идет. Заметь, идет, а не тащится.
– Нет, ну вы даете!.. – возмущенно воскликнула Лариса.
Угоша, не скрывая раздражения, махнула рукой:
– Ладно, Круглов. Хочешь идти, иди. Мне все равно.
«Ой ли…» – философски рассудил Волчок. Но, зная, насколько разной и непредсказуемой может быть его лесная подруга, тему развивать не стал.
– Можно я скажу? – словно на уроке, подняла руку Лариса.
– Говори, – позволила Угоша.
– А если ты к этому типу придешь, а он тебя вышвырнет? Или наорет?
– Ха! Пусть орет.
– Нет, я понимаю, что это не слишком страшно. Но если? Давай пойдем вместе. А еще лучше, если с тобой будет Круглов.
– Опять Круглов?! Нет! Только не это!
Антон мгновенно покраснел, сделал резкий шаг в сторону, но внимательно следивший за ходом разговора Волчок схватил его зубами за штанину и едва слышно прорычал: «Перебесится она… А ты, если уйдешь – не вернешься. Не глупи».
– О-о-о, тут ссориться начали! – вдруг тявкнул забытый всеми Шарик. – Не люблю я этого. Ссорьтесь без меня. Захотите встретиться, пожалуйста – заглядывайте на Районный рынок. Всегда к вашим услугам…
– Спасибо тебе за помощь, – поблагодарила пса Угоша. И когда тот растворился в ближайших кустах, продолжила: – Лариса, ну подумай, чего мне этого Ивана Петровича бояться? В крайнем случае я магию применю. В общем, задачка детская. Одна справлюсь.
– А не зазналась ли ты, фея? – как бы между прочим произнес Волчок. Он никогда не уважал самоуверенности и бахвальства. А тут они, кажется, собирались расцвести махровым цветом.
Антон открыл глаза. Часы показывали без трех минут девять.
– Ничего себе поспали! Эй, Волчок!
Волк, сладко сопевший на половичке рядом с кроватью, лениво поднял голову.
– А? Что? Пора на охоту?
– Какую охоту? Очнись! Мы с тобой спим, как пожарники! Вся охота в холодильнике. А нам за дело пора браться. Как я понимаю, твоя любимая Угнея с нами ничего общего иметь не собирается.
– Она не только моя любимая. Она и твоя любимая, – уточнил Волчок.
– У меня теперь Октония в любимые записалась, – горько пошутил Антон. – А, да ладно, это – потом. Сейчас давай думать, что со свалкой делать. Не ждать же, пока Пипеткина с этим Иваном Петровичем договорится.
– А почему не подождать?
– Да глупо все это, понимаешь? Если он хозяин, то за лес большие деньги заплатил. Так он тебе от них и откажется! Держи карман шире.
– А подземная река? – не унимался Волчок.
– Плевал он на эту реку. Не верю я, что его убедить удастся.
– Что же ты предлагаешь?
– Пусть Пипеткина ведет свои переговоры. А я вот что придумал. Помнишь наш класс?
– Класс? – зевнул Волчок. – Слушай, дай пожевать, а потом я какой угодно класс вспомню. Даже твой.
– Обжора! – Антон соскочил с кровати и босой пошлепал на кухню, где оттаивал увесистый кусок мяса, очень кстати обнаруженный в морозильнике еще вечером.
– На, ешь, только постарайся не развозить все это по кухне. Потом приходи, поговорим.
Пока волк завтракал, Антон размышлял. И под каким бы углом он ни рассматривал свои дальнейшие действия, каждый раз получалось, что без участия одноклассников ему не обойтись.
Когда из кухни появился довольно облизывающийся волк, у Антона уже готов был план.
– Приятного аппетита, – ответил он на вежливое «спасибо». – Оцени, что я придумал. Пипеткина пусть поступает как ей хочется. А мы с тобой соберем ребят, тех, кто на лето не разъехался, и я им обо всем расскажу. Может, у кого-то родители в таких делах хорошо разбираются?
– Только давай сначала дождемся сведений от Угнеи, – предусмотрительно предложил Волчок. Одинаково привязанный и к Антону, и к Угоше, принимать окончательно чью-либо сторону он не торопился.
– Ладно, дипломат, дождемся…
* * *
Иван Петрович Бирюков, или Бирюк, как его за глаза величали немногочисленные друзья и многочисленные не любившие шефа подчиненные, был грузным мужчиной лет сорока с маленькими, близко посаженными глазками под тяжелыми бровями. Такая внешность удивительно подходила к его фамилии.
Припарковав свой джип рядом с офисом, он деревянной походкой направился к двери, за которой маячил вооруженный охранник. Не ответив на обычное приветствие, Бирюков скользнул пустым взглядом по его лицу.
С головой Ивана Петровича сегодня творилось что-то неладное. Мозги плавали в густом тумане. Он не помнил, как проснулся, что делал утром. Более того, Иван Петрович не знал, зачем приехал сюда, в офис, в котором проработал уже несколько лет. Люди, здоровавшиеся с ним в коридорах, казались ему знакомыми. Он даже помнил некоторых поименно, но вот чем они занимаются?.. Это тоже тонуло в тумане.
Еще по дороге в офис Бирюкова посетила довольно разумная мысль – вернуться домой. А лучше – поехать к знакомому врачу-психиатру. Но делать этого он не стал, надеясь, что просто переутомился, и привычная рабочая обстановка переключит его мозги в более активный режим.
О том, что шеф не в духе, секретарша Лена догадалась, едва его хмурый взгляд растерянно обвел приемную. Обычно так смотрели люди, появлявшиеся на ее пороге впервые. Следующий вопрос шефа подтвердил наихудшие предположения:
– Э-э-э… Как вас там… Лена… Скажите, какое сегодня число?
– Четырнадцатое, – услужливо, чуть привстав, подсказала секретарь.
– А месяц?
– Июль, Иван Петрович… Две тысячи…
– Не надо. Я что, на идиота похож? За кого вы меня принимаете! – Бирюков, хлопнув дверью, скрылся в своем кабинете.
– Ну ничего себе! – Лена обиженно уткнулась в монитор.
Оказавшись в одиночестве, Иван Петрович словно впервые оглядел свой кабинет. Сегодня он был для него таким же новым, как и приемная. Правда, кое-что помнилось. Например, в правом ящике стола должна лежать целая пачка очень важных документов, но вот каких?..
Бирюков осторожно, словно по минному полю, прокрался через всю комнату и с облегчением упал во вращающееся кожаное кресло. Его мягкая прохлада несколько успокоила. Иван Петрович попытался сосредоточиться. Мысли, по очереди высовываясь из тумана, постепенно обрели некую последовательность: «Я в своем кабинете. А вдруг не в своем? Нет, секретарша меня признала. Значит, кабинет мой. А что я здесь делаю? Работаю. Над чем работаю?..»