Фрэнсис раздражал медленный, размеренный тон отца, но, боясь спугнуть его, она замерла на месте.
– Клубу нужно время, чтобы приспособиться к переменам.
Это была уже целая философия, убежденность, пропитавшая его мозг до самой последней клеточки. Стали ли взгляды этой пары – Ричарда и Клио – причиной расправы над женщиной, целеустремленной, наглой и упрямой, но ослепленной верой в собственную правоту? Неважно. Фрэнсис вдруг потеряла интерес к расследованию. Но выслушать отца, дать ему возможность исповедоваться было необходимо.
– Наше решение было на пользу Генри. В клубе его бы подвергли остракизму. Тебе не понять, что это такое. И никому не понять – пока он не испытает это на себе.
Впервые Фрэнсис слышала от отца не признание, нет, а лишь намек на то, что на его жизненном пути попадались и ухабы.
– А чем провинился Генри? Он хотел лишь быть таким, как вы.
– Хотеть мало. Надо таким быть.
Ричард облизнул пересохшие губы и снова заговорил:
– Я не жду от тебя понимания. Ты избрала себе жизнь, отличную от нашей. То, что мы ценим, для тебя даже не деньги, а мусор.
Его обвинение было явно несправедливо, но Фрэнсис не собиралась спорить с отцом.
– А ты хорошо знаешь Генри Льюиса? Ты был согласен с Клио и поручил ей угробить его кандидатуру?
Жалость и уважение к отцу пропадали, словно вода, впитываемая в пересохшую землю.
– Тебе было когда-нибудь стыдно? – с нежданной энергией вдруг задал ей вопрос отец. Куда подевалась его немощь? Слова прозвучали четко.
– Стыдно? – Она растерялась. – При чем тут это?
– Ты не поймешь то, что я хочу сказать, если не узнаешь, что такое стыд. Найди определение, расшифруй этот термин, – потребовал Ричард с настойчивостью одержимого и с внезапной вспышкой энергии.
– Чувство вины, неловкость… – Фрэнсис искала подходящие слова, но ее фантазия иссякла, Ричард же медленно приходил в себя и накапливал силы для продолжения беседы.
– Клио была личностью более сложной, чем она казалась тебе или твоей сестричке. Я знаю, какое у вас сложилось о ней мнение. Я знаю, что вы не были от нее в восторге и даже больше – ее не любили. Но вы не догадывались, а я это знал, что у нее было множество пристрастий.
– Да уж, конечно… – начала было Фрэнсис, но отец остановил ее одним движением бровей на мертвом, похожем на маску, лице.
– То, что я скажу, покажется тебе бредом старого больного человека. Чтобы понять меня, тебе требуется отступить на шаг, взглянуть на нас с Клио со стороны, отрешиться на момент хотя бы от морали, от правил, которые ты себе вбила в голову.
Фрэнсис было обидно выслушивать такое, но она опасалась прервать приступ откровения, посетивший отца, оборвать его исповедь и ввергнуть обратно в молчание.
– У Клио была болезнь. Пострашнее, чем рак. Люди сочувствуют онкологическим больным. Это правильно… Это в порядке вещей…
Ричард внезапно умолк, и его веки сомкнулись, но он продолжал говорить, только его речь становилась все более бессвязной:
– Это проявилось после смерти Джастина. Она была уверена, что Генри Льюис знает о ее болезни. Она стыдилась ее и стала почти невменяемой… Она не верила, что он сохранит врачебную тайну…
О чем он говорит? С Клио все было в порядке, медэксперт после вскрытия не докладывал о каких-либо отклонениях.
– После того как со мной случился удар, положение стало еще серьезнее. Клио пришлось нелегко… Она была убеждена, что теперь, в свой черед, и ее постигнет нечто ужасное. Сперва Джастин, затем я…
В своем воображении она уже потеряла нас обоих. Она сама нагромождала страхи… Сначала это были ночные кошмары, но Клио придавала им большое значение, как предсказаниям. А уж затем принимала любой приступ головной боли за разрушение мозга, а боль в пояснице как симптом костного рака.
И во всем она предчувствовала трагедию. Если какой-то гость запаздывал, она подозревала самое худшее, твердила об автокатастрофе. Это было нелепо. Я поначалу не обращал на это внимания. Я был занят работой. Я делал деньги. Позже, когда ей стало хуже, меня самого постигло несчастье.
Как бы иллюстрируя то, что с ним произошло, Ричард с усилием вытянул дрожащую руку, которая через долю секунды упала ему на колени.
– Я уже не мог разубеждать Клио, а она все больше поддавалась страхам, упорствовала в своих нелепых предчувствиях. Я попросил Маршалла Банкрофта, своего старого друга, навестить меня. При встрече я рассказал ему всю правду о Клио. Я был беспомощен, но мой старый друг согласился мне помочь. Он обратился к Генри, мужу своей дочери, как к влиятельному лицу в медицинских кругах. Генри порекомендовал знакомого и надежного в смысле конфиденциальности психиатра. Ведь нам трудно стало доверять кому-либо, даже врачам… вот мы и оберегали себя. Клио упорно отказывалась от встречи с врачом. Она предпочитала, чтобы ее считали личностью, не подверженной эмоциям… в отличие от твоей матери…
Внезапный зигзаг мысли и воспоминание Ричарда о своей первой супруге озадачили Фрэнсис, но она решила не прерывать вопросом речь отца, раз уж та прорвалась сквозь давно воздвигнутые плотины.
– А сама Клио говорила Маршаллу Банкрафту о своих проблемах?
– Нет. Я передал ей наш разговор с Маршаллом, и она возмутилась. Я убеждал ее, что Маршалл друг и ему можно полностью довериться, что его рот будет на замке. Наконец я уговорил ее посетить психиатра.
– Доктора Прескотта? – спросила Фрэнсис, вспомнив фамилию врача, выписавшего Клио рецепт на нардил.
– Да, Прескотт… Клио стала посещать его раз в неделю, иногда чаще. Он прописал ей лекарства. Она обрела себя, начала снова показываться на людях, втянулась в дела компании. Она выглядела довольной… временами, и даже более энергичной, чем прежде.
«Понятно, но при чем здесь стыд?» – терялась в догадках Фрэнсис, не увязывая начало разговора с его продолжением.
– Хотя общение с врачом явно пошло ей на пользу, Клио теперь занервничала по другому поводу – как бы это не выплыло наружу. Вот поэтому она не пожелала, чтобы Генри появлялся где-то рядом с нею или даже в кругу ее знакомых. Она боялась, что Генри начнет распускать о ней сплетни.
«О боже, это действительно паранойя», – подумала Фрэнсис. Рассказ отца, в котором каждое слово отделялось от последующего долгими, мучительными для говорящего и для слушателя паузами, подействовал на нее угнетающе.
– А Генри был осведомлен о ее состоянии?
– Не уверен. Я с ним не беседовал ни разу, да и Маршалл тоже о нем не упоминал. Вполне возможно, что он спросил совета у Генри, не называя имени Клио.
– А почему, как ты считаешь, для Клио так важна была секретность?
– Ты плохо знала Клио, но в чем-то вы схожи. Она никого не подпускала к себе слишком близко. Ее пугал тесный контакт, пугало собственное прошлое… и будущее тоже… по разным причинам. Сохраняя дистанцию, она оберегала свое «я». Ты такая же.