Значит, Беннетт был женат. Из всей его лжи эта ложь была самой обидной. В конце концов, двум другим своим невестам он о бывшей жене рассказал. Порыв ветра вырвал последнюю простыню из рук соседки. Простыня приземлилась во дворике с фигурно подстриженными кустами – прямо на куст, сделанный в виде гриба.
Я позвонила Стивену и спросила, не хочет ли он зайти в гости.
– Я не одет, в одних носках. И я смотрю «Рубим, режем».
– Это на криминальном канале?
– На кулинарном. Сегодня у них блюдо из арбуза, консервированных сардин, острого сыра с перцем и кабачков.
– Я только что сделала блюдо из чипсов, стилтона и кетчупа.
– В «Рубим, режем» тебе пришлось бы сделать из этих ингредиентов лазанью. А ты что смотришь?
– «Долго и счастливо». «Невеста, одетая кровью». Он уже был женат.
– Жених?
– Беннетт.
Мне было слышно, как Стивен приглушил звук телевизора.
– Он мертв, Морган. И вся его ложь похоронена вместе с ним.
– Он еще не похоронен. Его не могут похоронить, пока кто-нибудь не предъявит права на тело.
– Откуда ты знаешь, что он был женат?
Я рассказала ему о Саманте.
– Думаешь, она опасна?
Я ответила, что не знаю.
– Я сейчас вызову такси и приеду.
– Саманта не сможет выбросить меня из окна. У меня тут решетки.
Стивен приехал через полчаса. Он привез с собой зубную щетку и строгий темный костюм – все еще в пакете из химчистки – для завтрашней встречи в ООН. Брат спал на диване, который он сам подарил мне на день рождения – на тридцатилетний юбилей – пять месяцев назад.
* * *
В отличие от обвиняемых-людей, у Тучки и Джорджа не было права на безотлагательное рассмотрение дела судом, и собак не освобождали под залог. Собаки томились за решеткой, дожидаясь очереди на суд. Сказать, что они тосковали, – это вообще ничего не сказать. С каждым днем в переполненном, шумном и грязном приюте они все больше и больше истощались физически и морально.
А потом Маккензи позвонил с обнадеживающими новостями. Он добился, чтобы слушание дела назначили на ближайшее время. Суд состоится через две недели. Как обычно, мы с Маккензи встретились в «Чемпсе». В первый раз он пришел туда раньше меня. Он пребывал в радостном возбуждении; было сразу заметно, как он доволен своими успехами. Он выдал мне новости, как подарок. Собственно, это и был подарок. Я знала, что собаки, которых считают опасными, иногда дожидаются очереди на суд больше года.
Меня удивило, когда Маккензи сказал, что я выгляжу лучше. Лучше чем что? Чем когда? Заметив мой озадаченный взгляд, он пояснил:
– В смысле, выглядишь отдохнувшей. Спокойной.
– Правда? – недоверчиво переспросила я. Видимо, бессонная ночь, проведенная в поисках по Интернету бывшей жены твоего мертвого любовника, действует омолаживающе и бодряще. – Спасибо. Ты тоже выглядишь очень неплохо.
– Мне не нужны quid pro quo. Я просто рад, что ты хорошо выглядишь.
Маккензи подозвал официантку. Когда ему принесли меню, он даже в него не заглянул.
Я сказала, что принесла нотариально заверенные документы из ветеринарной клиники, и протянула ему толстую папку с медицинскими записями Тучки за много лет. Еще щенком Тучка однажды сожрала дорогие капроновые колготки. Операция по извлечению проглоченного из желудка обошлась в четыре тысячи долларов, но ветеринар вернул мне колготки. Они стоили шестьдесят пять долларов, так что, выходит, за операцию я заплатила «всего лишь» три тысячи девятьсот тридцать пять долларов.
– Надо же, шестьдесят пять долларов за пару колготок, – пробормотал Маккензи, листая – выписку.
Он просмотрел все документы. Однажды Тучку ужалила оса, прямо в нос, и морда раздулась так, что у нее не открывались глаза. В другой раз ее укусила змея. Когда Тучка купалась в озере во Флориде.
Папка Джорджа была совсем тоненькой, всего лишь три месяца записей. Плановые ветеринарные осмотры и положенные прививки.
– А почему нет квитанций? Джорджа осматривали бесплатно?
Я сказала, что мой ветеринар отказывалась брать деньги за осмотр Джорджа и Честера – у нее слабость к животным, взятым домой из приюта.
Официантка принесла Маккензи ярко-зеленый коктейль из сока семи овощей. Я заказала черный кофе.
– Я принесла фотографии.
Я разложила их на столе: все три собаки рядом с ребенком в коляске в парке, все три собаки играют в мячик с компанией первоклашек.
– И вот еще. – Я передала ему письменные отзывы соседей, знавших Тучку еще со щенячьего возраста.
– Ты, я смотрю, основательно подошла к делу, – заметил адвокат с одобрением, убирая бумаги в рюкзак.
– Я могу еще что-нибудь сделать?
– Твои соседи хорошо знают Джорджа? Кто-то из них сможет выступить в его защиту на суде?
– Они хорошо знают Тучку, она выросла на их глазах. А Джорджа они боялись. Меня огорчали их предубеждения, что он питбуль, а значит, злой. Он им не сделал ничего плохого, но они все равно его сторонились.
Тут мне вспомнилась Билли. Как она просунула руку сквозь прутья решетки в приюте и чесала Джорджу бока.
– Одна из волонтеров в приюте знает Джорджа и, может быть, согласится выступить в его защиту. Я тебе о ней рассказывала. Она устроила для Джорджа тестирование темперамента.
– Нам бы это пригодилось.
Меня поразило, что он сказал «нам». Это кое-что о нем говорило. Я была очень ему благодарна, что мне не приходится справляться со всем в одиночку. Сразу стало гораздо спокойнее. Я почувствовала участие и поддержку. Я не привыкла к таким ощущениям рядом с мужчиной. Мне понравилось. Но я не могла доверять этому чувству. Обычно меня привлекают мужчины, которые, как Беннетт, сперва представляются заботливыми и внимательными, но на поверку оказываются прямо противоположными. Моя реакция на это открытие всегда была парадоксальной и противоречащей здравому смыслу: я еще крепче привязывалась к мужчине. Чем сильнее проявлялось его стремление мной управлять, чем больше он замыкался в себе и отгораживался от меня, тем отчаяннее мне хотелось к нему пробиться. Не потому, что он добивался моего понимания. Наоборот. Ему это было не нужно, а мне хотелось, чтобы было нужно. Мне хотелось заслужить его доверие. Я очень-очень старалась. И чем сильнее я старалась, тем меньше он мне доверял. Меня это тревожило, и я ошибочно принимала свою тревогу за страсть. И чем тревожнее мне становилось, тем сильней проявлялась его фиксация на контроле («Где ты была? Почему опоздала?»), и я ошибочно принимала эту фиксацию за любовь.
– Как мне связаться с этой женщиной-волонтером?
Я продиктовала ему номер телефона, который Билли дала мне в день, когда мы с ней познакомились.