Но самое удивительное открытие сделал судебный психолог Адриан Рейн. Он обнаружил, что у всех психопатов есть одна общая биологическая особенность: замедленный пульс. Это значит, что, для того чтобы почувствовать более или менее заметное возбуждение, им нужен риск, нужны острые ощущения. Доктор Рейн также выявил, что удачливые психопаты (те, кого не поймали) способны наращивать частоту сердцебиения, что помогает им соблюдать осторожность. Менее удачливые психопаты не способны наращивать частоту пульса; они становятся одержимы поиском острых ощущений, теряют бдительность и попадаются «на горячем».
Социопат – это не обязательно психопат. Тут дело не только в степени проявления тех или иных свойств. У всех психопатов высокая предрасположенность к насилию, а у социопатов она может быть очень разной, вплоть до полного отсутствия. Совершая преступные деяния, психопат по небрежности оставляет улики, а социопат планирует все очень тщательно и старается вообще не оставить следов. Если же говорить о моем исследовании, то психопат не способен поддерживать нормальные отношения, а социопат может создавать видимость вполне нормального поведения, хотя на самом деле он действует как социальный хищник.
Клиницисты различают психопатов и социопатов по способности испытывать сочувствие к другим людям – народная мудрость гласит, что психопаты вообще не способны к сочувствию и состраданию, а социопаты способны, хотя и в ослабленной форме и чаще всего предпочитают глушить в себе эту способность. Психопаты бесстрашны, социопаты – нет. Психопаты не понимают, что хорошо, а что плохо; социопаты все понимают, но это никак не влияет на их поведение. Беннетт, который так беззастенчиво лгал мне и всем остальным своим женщинам, был социопатом. Беннетт, который убил Сьюзен Рорк, а потом сел в машину и поехал в Мэн на романтическое свидание со мной, был психопатом.
Я выдвигала такую теорию: возможно, и психопаты, и социопаты не способны к сочувствию, но социопаты в достаточной мере осознают чувства других людей, чтобы понимать, чего лишены они сами – любви, и им хочется испытать что-то подобное. Они апеллируют к слабости и доброте своих жертв (Спек убивал медсестер, Банди просил о помощи), потому что там, где доброта, там и любовь.
Время в пути прошло незаметно. Все же работа здорово отвлекает от мрачных мыслей. Вчера вечером я договорилась о встрече с Пэт Леви. Я позвонила ей и сказала, что у меня есть информация о ее бывшем муже, которую мне хотелось бы с ней обсудить. Почувствовав ее сомнения, я предложила приехать к ней, и она согласилась, хотя и неохотно. Я узнала ее еще прежде, чем вышла из автобуса. Она сказала, что встретит меня и придет с собакой. На остановке стояли две женщины с собаками на поводках. Одна – коренастая и невысокая, в бриджах и сапогах для верховой езды – что-то строго выговаривала своему ретриверу. Вторая, вне всяких сомнений, была той, к кому я приехала. Бывшая жена Беннетта. Стройная, хрупкая женщина с кудрявыми волосами до плеч – ярко-рыжими, но седыми у корней. В широкой матерчатой куртке, джинсах и резиновых сапогах. Рядом с ней сидел поджарый, но сильный с виду ротвейлер.
Она держала поводок двумя руками.
– Оди лучше не трогать, вы с ней не знакомы. Она не любит чужих.
Эта женщина была явно не рада моему приезду и привела с собой подкрепление. Мы неторопливо пошли по улице, прочь от автобусной остановки. Я шла справа от Пэт, поскольку слева шагала Оди. Я поблагодарила Пэт за то, что она согласилась со мной встретиться. Мы прошли три сувенирные лавки, и наконец она сказала:
– Может быть, сводим Оди на пляж? Это недалеко. Минут пятнадцать ходьбы.
Мы прошли еще пару кварталов, и я сказала, что хочу кофе. Могу и ей тоже взять. Пэт ответила, что не пьет кофе, а пьет только чай. Я предложила угостить ее чаем, но она сказала, что пьет только зеленый чай, а в магазинчике, куда я направляюсь, такого нет. Так что я забежала на пару минут в магазин и взяла только кофе.
Мы дошли почти до конца Главной улицы, а потом Пэт повернула налево, на улицу частных домов. Я не знала, с чего начать разговор. Мне было ужасно неловко. То, что я собиралась ей сообщить, всегда неуместно и всегда не ко времени. Я решила дождаться, когда мы придем на пляж. А по дороге я попытаюсь придумать, как бы все рассказать поделикатнее.
На пляже было пустынно, как всегда не в сезон. Людей поблизости не наблюдалось, однако несколько бесхозных собак резвились в набегавших на берег волнах. Я слегка опасалась, что Пэт спустит с поводка свою собаку, не любящую чужих. А когда это произошло, Оди тут же подбежала ко мне и принялась обнюхивать мою сумку – хранилище вкусностей.
– Просто не обращайте на нее внимания, – сказала Пэт.
Тут-то меня и прорвало. Я ей сказала, что ее бывший муж мертв.
– Мы не были женаты.
Значит, Саманта мне соврала? Или она правда не знала?
Как только Пэт это произнесла, Оди сразу насторожилась, встала с ней рядом и подозрительно уставилась на меня. Хотя Пэт говорила спокойно, не повышая голос, собака почувствовала ее настроение и приготовилась защищать хозяйку, если кто-то посмеет ее обидеть.
Я рассказала ей об обстоятельствах его гибели. Я сказала, что мы с ним собирались пожениться. Сказала, что я была не единственной его невестой и что другая его невеста была убита – предположительно, бывшим любовником Пэт.
Вот вам и деликатный рассказ!
– Он никогда не любил собак, и собаки тоже его не любили. – Пэт держалась на удивление спокойно, хотя Оди явно разволновалась, откликаясь, как я понимаю, на истинные чувства хозяйки. Я ждала продолжения. Пэт подняла крошечное стеклышко и принялась его рассматривать. – Стало быть, он совсем не изменился. Всего две невесты?
– Вас это не удивляет.
– Он жил по собственным правилам. – Оди сорвалась с места и побежала к воде. – Но убийство – это что-то новенькое.
– В полиции считают, что это он.
– А вы так не считаете?
– Я не знаю.
Я не заметила, что Оди вернулась из моря, пока она не отряхнулась рядом со мной.
– Вас, наверное, удивляет моя реакция, – сказала Пэт. – Но я уже по нему отгоревала. Давным-давно.
– А долго вы были вместе?
– Достаточно долго, чтобы он сломал мне жизнь. А вы?
– Я отделалась малой кровью. Ну, относительно малой.
Мне не хотелось, чтобы она подумала, будто у меня перед ней есть какое-то превосходство. Мне хотелось, чтобы она рассказала, что он с ней сделал.
– Я вела дополнительный курс рисунка и живописи в здешнем университете и в день записи проводила собеседование со студентами. Я краем уха услышала, как этот нахальный мальчишка в облегающих джинсах и белой футболке спросил у секретаря нашего факультета, есть ли еще места в моей группе. Я была занята с другой студенткой, а мальчик… действительно мальчик, на вид лет двадцати… не мог или не хотел дожидаться, когда я освобожусь. Когда он уходил, я шепнула секретарше, что для этого парня у меня место найдется. Хоть я и шептала, но акустика в аудитории была такая, что он все услышал; я видела, как он замер на месте. Я была на двенадцать лет старше, но с того дня он не давал мне прохода.