— Разумеется, разумеется, — пробормотал нотариус. — Мне очень жаль, мадам де Беснак, но для составления официального акта усыновления требуется именно такая процедура.
— Мадемуазель де Беснак, — поправила нотариуса Жерсанда.
— Прошу прощения! Я не хотел обидеть вас. Тем не менее, меня кое-что смущает. Я вам об этом говорил во время наших прошлых встреч. Как вы можете быть уверены, что в один прекрасный день не объявится другой возможный наследник, предположим, дальний родственник или внучатый племянник по побочной линии? В таком случае с вашим завещанием могут возникнуть проблемы. Мы можем сделать к завещанию приписку.
— Никакой приписки не будет, мэтр. Даже если бы у меня были сотни потомков, я все равно имею право завещать свое состояние тому, кому хочу. Должна ли я вам еще раз повторить, что я — единственная дочь и что все мои родственники умерли? Кстати, мой отец скончался преждевременно, в таком отчаянии он пребывал, оттого что у него не было наследника мужского пола. Женщин он ни во что не ставил…
Октавия вздохнула. Анри, сидя на ее коленях, заерзал. Она уже раз шесть поднимала погремушку, но Анри опять ее бросал, едва взяв в руки. Игрушка его явно не интересовала.
— Если на то пошло, мсье нотариус, дайте мне подписать бумагу, которую я должна подписать, и я выйду с малышом на улицу, — вмешалась служанка.
Законник бросил неприязненный взгляд на крупную женщину в нарядном платье, сидевшую напротив. Он осуждал ее, уверенный, что она домогалась этого усыновления, чтобы заполучить деньги своей хозяйки, хотя и знал Жерсанду де Беснак как капризную и экстравагантную старую даму. В конце концов, это его не касается. Если хочет, пусть позволяет себя разорять.
— Хорошо, в таком случае, остановимся на этом, — сказал нотариус, протягивая документы Октавии. — Если вы умеете писать свою фамилию, извольте поставить ее внизу этого листа.
Жерсанда нахмурила брови, возмущенная высокомерным тоном мэтра Вижье, однако предпочла не вмешиваться, поскольку хотела побыстрее покончить с бумажной волокитой.
— Я умею писать не только свою фамилию, — проворчала Октавия, беря в руки перо.
— С чем вас и поздравляю, мадам, — иронично заметил нотариус.
Слушая, как скрипит перо по толстой бумаге, старая дама вдруг засомневалась. У нее сжалось сердце.
«А если объявится Жозеф, мой сын? — спрашивала себя Жерсанда. — Боже, надежда действительно умирает последней. Какая же я глупая! Даже если он выжил, как я его узнаю? И кем он стал? Нищим, бандитом или честным человеком, мужем, отцом семейства…»
Октавия встала и вышла из кабинета нотариуса, просторной комнаты с обитыми дубовыми панелями стенами. Так называемый племянник сидел у нее на руках. Малыш сказал «до свидания» на малопонятном языке.
— Мадемуазель де Беснак, теперь ваша очередь подписывать акт об усыновлении, делающий этого ребенка вашим законным наследником, — сказал мэтр Вижье.
Жерсанда де Беснак послушно взяла перо, но рука ее дрожала. Жерсанду преследовал образ Анжелины. Ей вдруг показалось, что она крадет Анри у матери.
— Вот все и улажено, — тихо сказала она. — Но все тщательно обдумав, мэтр, я решила сделать к завещанию, которое отдала вам на хранение, приписку. Вы должны уточнить, что я обязываю мадемуазель Лубе, крестную моего приемного сына, распорядиться частью моего наследства, если после моей смерти объявится какой-нибудь мой дальний родственник. Ну, вы меня понимаете… Решение должна будет принять эта молодая особа. Я полностью доверяю ей.
— Хорошо. Мой секретарь сейчас этим займется. Вы сможете подписать приписку к завещанию. Это избавит вас от нового посещения моей конторы.
— Благодарю вас, — сказала Жерсанда голосом, срывающимся от волнения.
Прошлое всплыло в памяти Жерсанды. Ее преследовали неумолимые образы. Она вновь видела лицо своего ребенка, его взгляд, его невинную улыбку.
«Я не должна больше об этом думать, — сказала она себе. — Сейчас все надо забыть. У меня есть Анжелина и наш маленький принц, Анри де Беснак».
Октавия гуляла с малышом на площади с фонтаном. Теплый воздух был напоен ароматом цветущей сирени, которая в изобилии росла в саду и вдоль стен Дворца епископов. Небо было чистым, без единого облачка. Этим утром город, казалось, дрожал от радостного возбуждения.
Бродячий торговец привязал своего осла перед таверной. Хозяйки суетились вокруг корзин на спине животного. Торговец попросил женщин немного расступиться, чтобы он смог показать привезенные им новинки.
— Белые атласные ленты, басоны [42] из чистого хлопка, перламутровые пуговицы! — кричал он. — Медальоны, очки, бижутерия, кастрюли и искусственные камни. Покупайте сейчас! У меня назначена встреча с каноником, хозяйкой таверны и сестрами из городской больницы. И все они ждут меня с нетерпением, чтобы облегчить мою поклажу!
Октавия тоже слушала, как зазывает покупателей мужчина в черном берете и рубашке с засученными рукавами. Немного погодя, зазвонили колокола собора. Это закончилась десятичасовая месса. Сердце служанки радостно забилось. После перехода в католическую веру она каждый день ходила на службу, чаще всего вечернюю, что вынуждало ее хозяйку в это время самостоятельно заниматься маленьким Анри. Октавию очаровывали католические обряды, а суровая обстановка протестантских храмов ей не нравилась.
«Как это красиво! Свет льется через витражи хоров, а алтарь завешан белым покрывалом! Вчера кто-то принес ветки сирени и розы. Как приятно они пахли! Но больше всего мне нравятся статуи ангелов. Они великолепны! А священник преисполнен доброты, достойной святого».
Октавия спустилась с небес на землю, почувствовав, что ее рукам стало холодно. Анри, которому скоро должно было исполниться год и семь месяцев, изо всех сил бил погремушкой по воде. Разноцветные брызги, разлетающиеся под лучами солнца, ему очень нравились.
— Нет, нет! — воскликнула Октавия. — Не делай этого, малыш! Твоя курточка промокнет.
Мальчик показал пальцем на золотых рыбок, которые плавали около бортика. Он дважды невнятно произнес слово, оканчивающееся на «ка».
— Ты хочешь поймать рыбку? — рассмеялась Октавия. — Какой же ты смешной!
В то же мгновение Октавия заметила пару, приветствовавшую ее. Она с изумлением узнала отца Анжелины. В сером костюме, галстуке и канотье, он шел под руку с вдовой Марти. Ее массивную фигуру облегало желтое атласное платье с кружевным воротником.
— Здравствуйте, мадам! Как вырос ваш племянник, — улыбаясь, сказал Огюстен. — Какой красивый мальчик!
— Здравствуйте, мсье Лубе, — ответила, смутившись, служанка.
Октавия редко встречала Огюстена Лубе. После отъезда Анжелины в Тулузу она не ходила на улицу Мобек, так что сапожник не видел ни ее, ни Анри в течение нескольких недель.