Жесткие рамки теории, и даже лжетеории, были тесны для нацистских ораторов, и они следовали тому алогичному мышлению, которое было характерно для возбужденной толпы, собравшейся для яркого представления. Собравшиеся на митинги слушатели не ждали вдумчивого рассмотрения сложных проблем, а ярких ответов на них. Им нравилось, что нацистские ораторы предлагали простые и быстрые пути их решения. Нацисты объявляли себя «революционерами». Но одновременно слушатели требовали восстановления довоенного порядка, а потому им нравилось, когда нацисты призывали обуздать социалистов и коммунистов. В обстановке всеобщего возбуждения они не замечали, что нацистские лозунги были контрреволюционными. Слушатели хотели обещаний мира и одновременно поддерживали требования расширения границ Германии. Эти противоречивые требования, характерные для антинаучного мировоззрения обывателей, казались убедительными во взвинченной обстановке митинга.
Вспоминая выступления нацистских ораторов, Шпеер размышлял: «Конечно, Геббельс и Гитлер знали, как дойти до инстинктов своих аудиторий; но в глубоком смысле они черпали всё свое существование из этих аудиторий. Конечно, массы орали в такт ритму, который задавали Гитлер и Геббельс. Однако не они были подлинными дирижерами. Тему определяла толпа. В качестве компенсации за нищету, утрату безопасности, безработицу, безнадежность, анонимное собрание часами барахталось в бесовстве, дикости, отклонении от норм поведения… В течение нескольких, быстро проходивших часов личное несчастье вытеснялось яростью, которая требовала жертв. Гитлер и Геббельс бросали им эти жертвы. Атакуя своих противников, клевеща на евреев, они давали выражение и выход ярости, первобытным страстям». В создании этих дьявольских спектаклей участвовали не только режиссеры-постановщики и опытные актеры, но и сама аудитория.
Поразительным образом, участники таких собраний, как правило, были теми, кто проявлял рассудительность и трезвость в принятии каждодневных решений в трудовой активности и в быту. Однако, зачастую их привычка серьезно относиться к своим ежедневным делам, не проявлялась в их суждениях о делах общественных и политических. Может быть, это происходило потому, что они считали свои дела заслуживающими немалых знаний и опыта, а дела общественные и политические рассматривали как предметы, которые можно решать на основе их житейского и производственного опыта, не пытаясь осмыслить их достаточно глубоко. Поверхностно освоенные и некритически осмысленные утверждения, взятые из прочтенной литературы или периодики, лишь создавали у них ощущение глубины в оценках. На деле же не только нацисты, но и представители многих политических партий Германии, а также немецкая печать приучили значительную часть населения к упрощенному взгляду на общественную жизнь, проблемы разных народов и разных времен.
На своих собраниях нацисты излагали оценки общественной жизни и свои программные требования не только в упрощенной, но и истерической форме. Страсть, с которой Гитлер произносил свои речи, требовала от него такой отдачи, что порой он сильно терял в весе после выступления, а его нижняя рубашка, если она была цветная, раскрашивала его взмокшее от пота тело. Порой после выступлений верные ему люди уносили его в машину в полуобморочном состоянии. Но к этому времени его слушатели были им покорены. Отчасти виной была ошибка, рожденная немудрящим житейским опытом: людям трудно было поверить, что оратор, который говорит так страстно, может откровенно лгать.
Успеху гитлеровской демагогии способствовали и привычки, сложившиеся в предшествующие десятилетия. Немецкий народ уже наслушался в свое время немало поджигательских речей кайзера Вильгельма II, которые вызывали бешеный энтузиазм не только у Дидериха Геслинга, но и у миллионов немцев.
Яростные страсти, которые кипели на нацистских собраниях, не были лишь «выпусканием пара». Эти эмоции заряжали людей ненавистью. Они жаждали избивать своих противников, мучить и истреблять их. Так уже было в годы Первой мировой войны и не только в Германии. Являясь бывшими фронтовиками, нацистские лидеры возрождали настроения агрессивности и ксенофобии, царившие в ведущих странах мира в Первую мировую войну.
Жестокость, с которой итальянские фашисты и германские нацисты избивали своих политических оппонентов еще до прихода к власти, была рождена бесчеловечным опытом Первой мировой войны. Бандитские методы расправ стали основным орудием фашизма и нацизма. Отряды штурмовиков, составленные из бывших фронтовиков, нападали на коммунистов и социал-демократов. Число их жертв росло по мере того, как в Германии еще до 1933 года фактически началась гражданская война между фашистами и антифашистами. С начала 20-х годов вооруженные дубинками фашистские ветераны войны Италии постоянно избивали коммунистов, социалистов и активистов профсоюзного движения.
Но фронтовой опыт не сводился лишь к жестокости в бою. Опыт боев развил также дисциплинированность, товарищескую взаимопомощь и способность к смекалке. Привычки к дисциплине и умению взаимодействовать в дружном коллективе способствовали созданию прочных и эффективно действовавших военизированных фашистских организаций. Смекалка, рожденная постоянно менявшимися условиями боевых действий, заставляла постоянно искать неординарные импровизационные решения.
Будучи дилетантом, Гитлер не был жестко связан догматами теории или былого опыта, которые уже не отвечали реальностям настоящего. Как и всякий дилетант, Гитлер подменял основательное знание предмета аналогиями из других областей своего жизненного опыта, в том числе военного. Порой такие аналогии оказывались более годными для истолкования быстро менявшейся обстановки современной войны, чем следование шаблонным представлениям о войнах прошлого.
Не скованный теоретическими познаниями и опытом руководства боевыми действиями, Гитлер значительно активнее, чем многие его генералы, поддерживал новаторские методы ведения войны, поощрял применение новой техники, особенно танков и авиации.
Критикуя дилетантство Гитлера, Альберт Шпеер в то же время отмечал и сильные стороны этой черты его характера: «Не имея представлений о сложности любой большой задачи, он смело брался за то или иное направление. Не будучи обремененным стандартными идеями, его быстрый ум иногда рождал необычные меры, до которых специалист бы не додумался… Он знал, как отличать ключевые дела от второстепенных. Он поражал всех быстротой, с которой он делал выбор из нескольких альтернатив и объяснял свой выбор. Без усилий он разбирался в технических процессах, планах, наметках планов. Его вопросы показывали, что в ходе короткого объяснения он сумел схватить суть проблемы».
Не обремененный знаниями о других странах и опытом работы в сфере международных отношений, Гитлер охотно применял окрик, грубый шантаж и блеф по отношению к ведущим государственным деятелям различных стран, что было бы немыслимо для дипломатов с большим опытом работы.
В неординарных ситуациях тех лет эти сильные стороны Гитлера порой приносили ему успех. Шпеер писал: «Победы первых лет войны можно приписать незнанию Гитлером правил игры и энтузиазму в принятии решений, характерному для дилетанта. Так как противоборствующая сторона была приучена применять правила, которые самоуверенный ум самоучки Гитлера не знал, то он добивался неожиданных результатов. Эта дерзость в сочетании с военным преимуществом были основой его ранних успехов».