Я никак не могла уснуть, рассматривая тусклое мерцание холодного лунного света, что стелился по полу, ощущая внутри себя надломлено и пусто. Тени от деревьев чертили на стенах темные полосы, словно углем.
Заиндевелые ветви деревьев скреблись по стеклам. Далеко, время от времени, жалобным голосом вскрикивала птица.
Я смотрела в окно, на ночь, безжизненную тишину, что она приносила с собой. Лунный свет серебристыми бликами ложился на замерзшую долину внизу. Вдруг я почувствовала что-то, что-то необъяснимое, словно тихий голос из глубин подсознания.
– Лила, – шептал он вкрадчиво. По всему телу пополз холодок, замораживая меня.
Я встрепенулась и тут все повторилось. Голос звал меня. Я узнала бы его из тысячи других голосов.
– Виланд, – прошептала я, чувствуя в горле ледяной ком. Поднявшись, я подошла к окну. Внизу, у фонтана, на припорошенном снегом бордюре, словно чернильное пятно, темнел силуэт.
Виланд обернулся. Из темноты его глаза сверкали подобно двум антрацитам. Чего бы он не хотел от меня, у меня не было выбора, кроме как спуститься вниз и выяснить. Я посмотрела на крепко спящего Илая, бережно прикрыла его одеялом, а затем накинула поверх себя куртку и приоткрыв дверь тихо выскользнула. Была глубокая ночь, в доме было тихо. Скудный лунный свет окрашивал комнату в безликий серый мир лишенный красок.
Я старалась идти бесшумно – крадучись вышла из коридора и понеслась вниз по лестнице, выскакивая на улицу. Ледяной воздух заставлял меня дрожать. Впереди, словно дыра в преисподнюю, мерцал фонтан. Виланд сидел на мраморном бордюре и смотрел на меня. Он был одет в черную рубашку из шелка и брюки, поверх его плеч был накинут жакет из черного меха. Лунный свет, испуганно прокрадывающийся сквозь тучи, мерцал на нем хрустальным крошевом.
– Доброй ночи, миссис Алфилд, – сказал он своим обволакивающим голосом, пододвигаясь, приглашая сесть.
– Доброй ночи, – голос дрогнул. Я села рядом на мраморный бордюр и посмотрела в его глаза – удивительного фиалкового цвета. Его радужка, то светлела, то становилась почти черной, словно свет пульсировал в его бездонных глазах. Его взгляд ощущался холодом – пробирал до костей.
Виланд развернулся в пол оборота к фонтану и дотронулся до воды, настолько темной, что она напоминала нефть. Я удивилась, что она не замерзла, как и все остальное.
– Посмотри на воду, – произнес он, – Что ты видишь?
Я наклонилась и, всмотревшись вглубь, увидела собственное отражение. Мои волосы падали вниз, прикрывая половину бледного, худого лица, глаза искрились всполохами бледноголубого. Я откинула волосы назад. О боже, неужели это я? Было во мне что-то потрясающе ужасное. Что-то не живое, противоестественное, чего быть не должно.
Изумление в глазах сменилось потрясением. Рядом с моим было еще одно отражение – Виланда. Он улыбался, казался мягким, с чертами, которых я раньше не замечала. Седые, почти белые волосы, отражавшиеся в воде, напоминали чистый снег.
– Я вижу нас с вами, – ответила я, всколыхнув ладонью воду. Она пошла мелкой рябью исказив наши изображения до морщинисто уродливых, когда вода успокоилась, из зеркальной поверхности снова смотрели мы.
– Это все, что ты смогла увидеть?
Нет это было не все, вот только признаваться в этом не хотелось. Я вспомнила наши отражения в зеркале лифтов в Сингапуре, когда Виланд был для меня величайшим злом, теперь все поменялось, теперь я казалась злобной тварью на фоне седовласого Виланда.
– Помнишь открытку, оставленную мной? – спросил он, я кивнула, – ты есть бог и ты есть дьявол, – Виданд молча рассматривал меня взглядом, в котором ничего не прочитать,
– но суть в том, что это две крайности одной и той же сущности. Кто ты выбирать тебе.
Его слова отозвались болью внутри. Виланд снова показал на отражения.
– Вода отражает мир, тот мир который она порождает. Порождает его таким, какой по сути является сама. Посмотри вокруг, – он обвел взглядом застывший мир, покрытый тонкой коркой льда, словно бережно упакованный до лучших времен, – вода дарует жизнь и она же ее забирает.
Я огляделась. Деревья, трава, земля – все то, что существовало за счет воды, сейчас засыпало и умирало. Я задрожала, глотая панически колотившееся сердце. Я убивала не только Илая, я убивала все вокруг. "Ты один из самых сильных туатов" – постоянно повторял Илай и только сейчас я поняла насколько он был прав, а я еще я поняла, насколько я хотела, чтобы он ошибался.
– Это только начало, – произнес Виланд. Его слова хлестко ударили по мне, словно пощечина. Я застонала.
– Да, – покачал он серебристой головой, – ты меняешься Лила, и меняется мир вокруг. Посмотри, что ты наделала!
– Это не я, – прохрипела я злобно, обхватив голову руками, я уже не могла разобрать то ли это мир вокруг рушился, то ли жуткий шум в моей голове, сводивший меня с ума, как будто тысячи голосов принялись разом говорить со мной. Я чувствовала агонию природы, всего живого, причиной которой была я, моя темная сторона, – я всего лишь туат воды! – обессиленно прохрипела я.
Нет, я чувствовала себя простым беззащитным человеком – ничтожным и потерявшимся. Казалось, я балансировала на грани, как акробат на канатах и вдруг один неверный шаг и я стала падать вниз. Равновесие, такое хрупкое, словно это лед треснуло, рассыпавшись на миллионы осколков.
– Что со мной происходит? – спросила я, – это все кровь гролла… я была другой.
– Ты та, кто ты есть. Кровь гролла здесь абсолютно не причем,
– спокойно ответил Блейс, – она лишь послужила катализатором, выявляющим твои самые низменные желания. Эти желания зародились в самом сердце твоей души, там же ты должна искать ответ. Это тонкая грань между добром и злом, которые по сути являются одним и тем же, одно не существует без другого и наоборот.
– Это не я, – повторяла я. Внутри меня вспыхнул гнев, так что даже перед глазами потемнело на мгновение. По бледным запястьям ползли темные нитки вен.
– Равновесие в мирах нарушено. Все погибнет, если ты позволишь тьме завоевать твое сердце. Твое время истекает. Если ты не успеешь открыть себя, то превратишься в существо гораздо сильнее, чем Кристофер и гораздо опаснее. Ты стремительно меняешься также как меняется мир вокруг тебя. Вот, что происходит, когда ты падаешь. Все самое доброе в тебе превращается во зло. Какой светлой и глубокой твоя душа была раньше – настолько черной станет потом. Умрут все, кого ты когда-либо любила и ты сделаешь это сама! Ты убьешь их с упоением, – вкрадчиво говорил он, его голос заползал внутрь меня, словно слизь.
– Нет, – шептала я не своим голосом.
– У тебя огромное сердце, – сказал Виланд, – твоя душа необъятна, но чем наполнить ее решаешь ты сама. Может ты хочешь их смерти?
Я заплакала и замотала головой, как кукла со сломанной шеей.
– Нет, нет, – всхлипывала я.