– Закончилось заседание. Скоро мы все узнаем, – он подошел к двери и обернулся. – Подождите меня здесь, я скоро вернусь.

Я подошел к Анне и сел рядом. Она укоризненно посмотрела на меня и сказала:

– Да ты еще и хвастун, ко всему прочему.

– Я только хотел… – попытался я оправдаться, но она прижала свою ладонь к моему рту.

– Молчи, я люблю тебя со всеми твоими недостатками.

– Анна, я… – но помешала мне не ее ладонь, а переполнявшие меня чувства.

В нашу комнату вошел секретарь президента и произнес:

– Капитан Отс, миссис Гершель – вас ждет господин президент.

– Но мистер Саммерс…

– Полковник уже там, прошу вас следовать за мной, – секретарь был краток, но достаточно вежлив.

В кабинете президента, кроме Саммерса, были еще трое, близкие по возрасту к президенту.

Мы с Анной остановились у двери.

– Проходите, капитан, присаживайтесь, – президент прошел к диванам. Мы с Анной тоже сели на свободный.

– Знакомьтесь, господа, – он представил нас, – эти господа – мои советники, – он заметил, как я вздрогнул, – не переживайте, капитан, это советники совсем другого рода. Кстати, ваш визави пока еще в тяжелом состоянии, но жить будет. Можно сказать, что вы ему спасли жизнь. Но это тема для другого разговора. Что я могу сказать? Ваша точка зрения, Отс, победила, парламент нас поддержал. Не могу сказать, что ваша речь мне понравилась, но именно она оказала решающее действие. А нам как раз был важен результат. Теперь мы можем действовать дальше. Давайте обсудим наши дальнейшие шаги…

На виллу мы попали только к полуночи. Вместо пары часов, как говорил Саммерс, мы пробыли там весь день и вечер в придачу. Нам была оказана честь поужинать вместе с президентом. Мы этому были очень рады, так как сильно проголодались. И сейчас, прибыв на место, мы еле передвигали ноги. Но, как оказалось, мы еще недостаточно устали, чтобы провести ночь, погрузившись в сон…

Проснулись мы, когда солнце было уже в зените. Странно, но нас никто не разбудил. Мы с Анной провели чудесный день. Вечером мы гуляли под луной по территории виллы, пребывая в состоянии, похожем на счастливый сон.

Саммерс приехал только на следующий день и привез хорошие новости.

– Генри, через два дня совещание все-таки состоится. В большинстве стран мораторий провозглашен. Остались немногие, но самые строптивые. По такому случаю прибудут главы государств, а не только их представители. Поэтому президент переживает, не слишком ли сильный метод ты хочешь применить к ним. А вдруг кто-нибудь из них умрет во время сеанса или сойдет с ума? Ты представляешь себе последствия?

– Сэр, мы принесли столько жертв, что дальше тянуть уже некуда. Нужно заставить их понять, что от них требуется. Иначе нельзя! Гоните сомнения прочь! Чем больше мы сомневаемся, тем меньше у нас шансов на успех.

– Генри, а ты сам не боишься? Ведь теперь вас уже трое! – Саммерс отвел глаза, – я бы не решился на такое.

– Тем более, мне сейчас отступать некуда. Если я этого не сделаю, наш ребенок может вообще не родиться. Саммерс, – я отбросил условности, – я очень рассчитывал на вас. Ведь вы именно тот человек, который должен сделать доклад на этом совещании.

– Я? – его удивлению не было границ, – но почему? Ты уверен, что я смогу это сделать?

– Да, сможете. И именно вы. Никто другой с этим не справится, – мое спокойствие поражало меня самого.

– Но что я им скажу? Пересказать твой доклад в парламенте? Это ты сможешь и сам.

– У меня будут совершенно другие дела. А основная тема вашего доклада будет такая. Существует цивилизация, более могущественная, чем наша. Или несколько цивилизаций, этого я не знаю. Где они находятся, мне также неизвестно. Я знаю одно. Это то, что мы оказались в изоляции по своей собственной вине. Если выражаться грубо, то наше общество страдает психической неустойчивостью. Причин этой болезни может быть множество. Это уже разбираться всем вместе. Самое главное, это то, что мы опасны для этих цивилизаций, мы несем с собой смерть и разрушения. Если точнее выразиться, то мы сейчас представляем собой злого Джинна и заслужили того, чтобы нас запечатали в бутылке. Так сказать, на перевоспитание. И наши действия должны быть направлены на то, чтобы заняться этим без промедления.

Саммерс слушал меня, открыв рот. Затем спросил, недоверчиво глядя на меня:

– Ты считаешь, что это правда?

– Саммерс, проанализируйте все с самого начала и вы поймете, что это правда. Неужели вы не догадались, что они меня вели с самого начала, построив свои действия таким образом, чтобы, в конце концов, подвести к тому решению, которое должны принять президенты? Все мои попытки прекратить или даже приостановить этот процесс приводили только к ускорению его.

– Генри, пойми, это несбыточная идея. Об этом могли мечтать только гипертрофированные идеалисты.

– Не захотим стать идеалистами, станем психами, неужели это лучше? Нас никто не собирается порабощать, только настойчиво просят – поразмыслите, прежде чем брать в руки оружие. И у нас есть шанс – подрастая, осознать свою детскую наивность и неосознанную агрессивность. Да и мало ли дел в нашей системе? Что мы знаем о ней? Бери – изучай, используй, если тебе это нужно, но только с умом, а не с целью нажиться любой ценой, уничтожить, чтобы изучить и так далее.

– И ты думаешь, что нам поверят?

– Я уверен в этом, только мы должны быть искренними, иначе – можно только гадать.

– И ты хочешь, чтобы я выступил с такой речью? – наконец спросил Саммерс.

– Да, вы ее составите сами, как вам подскажут разум и совесть. У вас получится, так как у вас есть и то и другое.

– Генри, Генри, как бы мне хотелось оправдать твое доверие! – воскликнул он.

– Не мое, Саммерс, как вы это не поймете!

Саммерс задумался. Я вполне понимал его колебания, было от чего задуматься.

– Джинн в бутылке, говоришь, – наконец проговорил он, – а что, очень даже похоже. Очень! Хорошо, Генри, я возьмусь за это дело. Завтра я привезу тебе свой доклад, – он подумал и исправился, – наш доклад! А ты отдыхай, тебе надо набраться сил. Я отдал распоряжение, чтобы вас не беспокоили.

Мы попрощались и Саммерс ушел. Я возвратился к Анне. Счастливый сон продолжался.

Глава XI

Каждый человек хотя бы один раз за свою жизнь задумывался о том, кто он есть в этом мире. Песчинка в океане разнообразнейшей материи, он, тем не менее, сам для себя является центром необъятного космоса, его началом и концом. Где бы он не находился, в столовой или в захватывающем дух полете фантазии, человек пропускает через свое сознание всю окружающую его действительность, считая себя главенствующим звеном в этой бесконечной цепочке. Отойти от этого ощущения, даже вооружившись всеми знаниями, накопленными человечеством, вряд ли кому-либо удается, ведь речь идет о его собственном мироощущении, а не об абстрактных понятиях.