Проснувшись однажды утром – на второй день это было? или уже на третий? сколько же она спала? – Рут увидела, как миссис Ван Дузен тихонько опускает поднос на столик возле кровати, и уловила аромат яичницы – ни с чем его не спутать – и чая. Комнату заливал утренний свет.
Она с трудом села.
Миссис Ван Дузен положила в чашку две ложечки сахара, налила чай из фарфорового чайника с розовыми цветочками. Подождала немного, пока Рут устроится среди подушек, и протянула ей чашку. Рут заметила, что рука ее немного дрожит, а под глазами темные круги, будто тонкая кожа, обтягивавшая скулы, чуть поцарапана.
– Доктор Ван Дузен предположил, что тебе, возможно, стало получше и ты захочешь поесть, – сказала миссис Ван Дузен.
Аромат яичницы так и манил. Рут поела. Похоже, вкус еды тоже к ней вернулся.
Миссис Ван Дузен вскоре зашла снова, на этот раз она принесла ворох свежих полотенец.
– Вот, Рут, может, захочешь принять ванну, – протянула она, и Рут поняла, что это был не вопрос.
Сидя в кровати, Рут слушала шум льющейся воды. Она видела, как миссис Ван Дузен наклонилась над ванной и опустила руку проверить температуру воды. На голову ей упал солнечный луч, и волосы вспыхнули золотом – тот же оттенок, что и у мальчика.
Наконец ванна была готова, и миссис Ван Дузен вернулась в комнату. Забрала поднос с колен Рут.
– Справишься сама? – спросила она, заглянув Рут в глаза. Та кивнула.
Когда за миссис Ван Дузен закрылась дверь, Рут попыталась поровнее сесть в кровати. Тяжелые веки все еще давили на глаза. Неверной походкой она добралась до ванной, прикрыла дверь и сбросила на пол всю свою одежду – помятая, несвежая, она была словно из другой жизни.
Очутившись в ванне, она почувствовала себя лучше. Вода была приятно теплой, и когда Рут решилась погрузиться с головой, в ушах уютно загудела тишина. Шарики пены радужно переливались, вода пахла чем-то цветочным. Или так пахла невообразимая чистота всего вокруг? Мысли вяло плыли в голове. Чуть высунув из воды лицо, Рут медленно переводила глаза – до блеска начищенные краны, белая плитка на стене, сверкающая розовая плитка на полу. Нет, она никогда прежде не бывала в таких чистых домах.
Тут она поняла, что у нее нет другой одежды, кроме той, что она сбросила на пол и которую носила… сколько же дней она ее носила?
Рут вспомнила какой-то разговор с доктором Ван Дузеном, она чему-то сопротивлялась – кажется, он пытался вытащить ее из кровати. Рут боялась, он отведет ее назад в тот дом, где они остановились с отцом. Ей никогда больше не хотелось видеть этот дом.
Что с отцом? Наверное, мертв. Или ей сообщили бы?
Фонтанчик крови, вот отец пытается бежать, падает – вспыхнувшая картина наполнила ее жалостью. И все же отчего-то она понимала, что все случившееся – не совсем уж неожиданный сюрприз для нее. Всю свою жизнь она видела, что отец не такой, как все, – словно стоит неприкаянным особняком в свете фонаря и все чего-то ждет, вот только Рут никак не могла понять, чего же. Наверное, они любили друг друга и даже хотели, чтобы так было, но их разделяла река, и теперь она разливалась все шире.
Каким-то странным образом они были друг другу совсем чужими, его кровь принадлежала только ему, никак не коснувшись ее.
Рут разрыдалась. Чтобы остановиться, ей пришлось сунуть голову под кран.
Выбравшись из ванны, она завернулась в большое белое полотенце, такое же мягкое и чистое, как и все в доме Ван Дузенов.
В спальне она обнаружила, что постель заправлена чистым бельем, уголок одеяла дружелюбно отогнут. На стуле у кровати висят две новенькие блузки – одна бледно-голубая, другая – с розовыми полосочками, обе еще в оберточной бумаге. Рядом две юбки и несколько пар хлопчатобумажных трусов, два аккуратно свернутых лифчика – как точно кто-то подметил размер ее груди, подивилась она, – деликатно прикрытых блузками. На кровати лежала светло-желтая ночная рубашка и халат в тон. Рут надела рубашку и взобралась на кровать. Ей показалось, что действие лекарств, которые давал ей доктор Ван Дузен, начало ослабевать – вкус яиц пробудил в ней аппетит, – но больше всего ей опять хотелось спать.
Когда она проснулась, в окно все еще светило солнце – позднее дневное солнце. Рут вылезла из кровати, пошла в туалет и увидела, что старую ее одежду уже убрали с полу. Она выглянула в окно ванной. Миссис Ван Дузен в широкополой шляпе возилась с цветами на клумбе.
Из дома не доносилось никаких звуков.
Где тот мальчик?
Рут подошла к двери и выглянула на лестничную площадку. Сверху был виден холл и входная дверь. Через две ее высокие створки в дом лился свет, стеклянные висюльки на люстре отбрасывали вокруг цветные тени, которые лениво ползали по полу и стенам. Рут посмотрела, как крошечные квадратики света безмолвно путешествуют по ковру, поднимаются выше, взбираются по стройным ножкам стола. Мягко звякнули часы.
Вот так кто-то и живет, подумала она. Вот так живут люди – в тишине и спокойствии. И тут же вздрогнула: а не слишком ли здесь тихо?
Впрочем, не все ли равно. Ведь у нее никогда не будет такой жизни, стоит ли и раздумывать о ней.
И нырком бросилась снова в кровать. Спать, спать, спать…
Позже вечером миссис Ван Дузен так же на подносе принесла ужин – две ягнячьи котлетки, печеный картофель и морковка, порезанная маленькими кружочками.
Аппетит снова куда-то пропал, его сменила сосущая боль в желудке, но Рут методично поела. Надо же как-то восстанавливать силы, рассудила она. И не могла отделаться от ощущения, что ей предстоит долгое путешествие.
Едва она проглотила последнюю ложку, на пороге комнаты возник доктор Ван Дузен.
– Рут, не хочешь ли спуститься и посидеть немного в гостиной? Вечер прекрасный. Прохладно. Надевай платье, миссис Ван Дузен купила для тебя.
Рут послушалась. Внизу он помог ей усесться в кресло, будто она была инвалидом.
Рядом с ее креслом на столике сверкало серебряное блюдо в форме ракушки. По обе стороны камина высились книжные полки, плотно заставленные книгами – корешки их поблескивали золочеными буквами. И тут не было ни соринки. На полу у камина две подставки для дров – медные, до блеска начищенные. На диване, прошитом пуговицами – честерфильд? – плетеные подушечки. Окно за ее креслом было распахнуто – в саду тускло белели пышные шары каких-то цветов. Рут казалось, что все это нарисовано, что такой мир не может быть настоящим. Она никогда не видела ничего подобного, никогда не оказывалась в такой жизни.
Миссис Ван Дузен протянула ей чашку какао на блюдце, тарелочку с двумя сахарными печеньями и отутюженную льняную салфетку с вышитыми буквами.
В дверях обрисовался силуэт – снова доктор Ван Дузен, рукава рубашки закатаны до локтей.
За ним, со свернутой в рулон пластиковой шахматной доской, показался мальчик – тот самый мальчик на велосипеде.