— Как скажете. Сейчас я отправлюсь домой, приму душ и вкусно поужинаю. После этого я отправлюсь в постель с Майли. Я это заслужил, и она это знает. Мы — колониальная империя, господин Персел, хотя вам это, кажется, неизвестно. Но от этого все только выигрывают. Доминирующая нация берет то, что ей нужно, а наши подданные счастливы теми подачками, которыми мы их балуем. Опять же, в выигрыше все.
— С чистого листа означает также и то, что нас ничего больше не сдерживает. Для тебя это не самые хорошие новости, мистер Вулси, — процедил Клет.
— Пора вам исчезнуть. Или я что-то упустил из виду? Постойте-ка, может, вы из тех, кто любит засаживать вторым номе ром по свежей смазке? Это можно устроить.
Клет шумно продул нос и вытер его тыльной стороной ладони.
— Честное слово, не хотел я этого делать.
— Делать чего?
— Я имею в виду прямо перед девчонкой. Это мне не нравится. Она, наверное, жалеет тебя и не понимает, что ты кусок дерьма, причем не по рождению, а по своему собственному сучьему выбору. Кстати, верни мне мою рубашку, — Клет на мгновение остановился, — знаешь, моя настоящая проблема в том, что я не могу никого сегодня сюда привезти, чтобы присмотреть за девчонкой, уже ночь как-никак. А это означает, что этот вопрос нам с тобой предстоит решить прямо здесь, у твоей милой веранды. Ты меня слышишь? Снимай мою рубашку. И не заставляй меня повторяться. Мне жаль, что я натравил на тебя Озона Эдди с его телкой. Этого никто не заслуживает, даже такая сволочь, как ты. По этому поводу у нас мир, так ведь? Я рад, что этот вопрос мы закрыли. А теперь гони мне мою рубаху, это не обсуждается. Вулси, ты начинаешь меня нервировать.
— Вы смешны, — прошипел Вулси.
— Я знаю, — ответил Клет, — но что поделать?
Он вложил всю силу плеча в удар, отправивший Вулси в бок его внедорожника. Клет подумал, что на этом все закончится, а потому поколебался и смягчил свой следующий удар. Но он недооценил Вулси — тот моментально выпрямился, увернулся от второго удара и поймал Клета на противоходе хуком в челюсть, после чего зажал его шею в клинче и начал наносить удары Перселу по ребрам и в область сердца, снова и снова, зажав его бедро между своих ног, удушая его как захватом, так и вонью своего тела.
— Ну как тебе, приятель? Каково это, получать по своей паршивой заднице от уродца? — прошипел он.
Клет резким движением ударил Вулси коленом в пах и увидел, как у того отпала нижняя челюсть, словно у рыбы, с размаху брошенной на твердый пол. Клет нанес ему удар в висок и поймал хуком в глаз, но Вулси все никак не падал. Он наклонил голову, выставив вперед левое плечо, как классический боец свободного стиля, и обрушил свой кулак в область сердца Клета, затем нанес еще один удар в то же место и сокрушительным хуком в голову чуть не оторвал моему другу ухо.
Клет сделал шаг назад, выпрямил торс на слегка согнутых ногах, блокировал следующий удар противника приподнятой левой рукой и вложил всю силу в хлесткий удар правой прямо ему в рот. Голова Вулси откинулась и ударилась о внедорожник, и он упал, как подкошенный, словно из-под него выдернули ноги.
Но ту силу, что стояла за яростью и насилием, кипящими в груди Клета Персела, было не так-то легко отключить. Как и со всеми его пристрастиями, будь то трава, колеса, бухло, азартные игры, кабриолеты, жареная пища, рок-н-ролл, музыка кантри или женщины, стонущие под его весом, словно это доставляло им особое удовольствие, жажда крови и дикий выброс энергии в битвах с монстрами, поджидающими его каждую ночь во снах, были наркотиком, которым он никогда не мог насытиться.
Он нанес Вулси удар ногой в голову, затем, схватившись для поддержки за зеркало и крышу внедорожника, изо всех сил опустил тяжелую ногу на его лицо, словно пытаясь втоптать его голову в гравий дорожки, вновь и вновь нанося удары, видя сквозь пелену на глазах, как стираются черты его лица и как брызги крови стекают струйками по двери машины. В это мгновение Клет ни на секунду не сомневался в том, что над его головой завис вертолет, нисходящие потоки воздуха от его винтов прижимают к земле цветы, ветви банановых деревьев, лопухи и каладиумы, растущие во дворе Вулси.
Затем пламя, охватившее его, сжалось до размеров яркой красной точки в сознании и погасло. На мгновение он оказался в полной, непроглядной темноте. Вибрирующие звуки вертолетных винтов над головой удалились в небо и исчезли. Он почувствовал резкую боль в груди, словно осколок стекла пробирался через ткани вокруг его легких. Его ладони пульсировали и казались слишком большими для его запястий, но он не понимал, где находится и что делает. Он несколько раз моргнул и увидел Вулси, лежащего у его ног, и девушку, стоявшую на веранде, дрожащую от шока и страха.
Клет наклонился, сорвал свою рубашку с торса Вулси и бросил ее на грядку.
— Ну вот, — сказал он, пытаясь восстановить дыхание, — и этот вопрос мы решили. В следующий раз, когда я скажу тебе снять мою рубаху, лучше сразу снимай. Налицо отсутствие класса и взаимоуважения.
— О, сэр, зачем вы это сделали? — всплеснула руками девушка-вьетнамка.
— Есть у меня одна проблема, Майли. Терпеть не могу, когда парни вроде Вулси прикидываются американцами и говорят от имени нас всех. Ты милая девочка, и тебе не обязательно потакать этому извращенцу. Завтра к тебе приедут несколько милых дам. А пока что держись подальше от Вулси. Вот моя визитка. Если он хоть пальцем к тебе прикоснется или попытается заставить тебя делать то, чего ты не хочешь, позвони вот по этому мобильному номеру.
Он завел «кадди» и отправился вниз по Сент-Чарльз, кашляя кровью на руль и приборную панель. Трамвай, громыхая, катился рядом с ним, кондуктор с лицом скелета под черной лакированной фуражкой смотрел вдаль пустым взглядом из пустых глазниц, напоминающих темные, глубокие пещеры.
Гретхен Хоровитц никогда не любила утро. Праздные люди на побережье южной Флориды, может, и просыпались под пение птиц, морской бриз и солнечные блики на голубовато-зеленых волнах, но ей рассвет приносил лишь одну нескончаемую эмоцию — непреходящее ощущение утраты и личной вины, сопровождаемое несгибаемым убеждением в том, что она нечиста. Маленькой девочкой она усердно мылась с головы до ног мочалкой, пока вода в ванной не становилась серой и холодной, но так и не чувствовала себя чистой. После мытья она на коленях скребла ванну, снова и снова поливая фарфоровую поверхность водой, в страхе, что микробы, которые она с себя смыла, вновь повстречаются ей, когда придет время снова принимать ванну.
В средних классах школы она узнала, что есть и иные способы решать проблемы, с которыми не хотел связываться ни один детский психолог. Сразу после перерыва на обед первая кабинка в женском туалете была самым популярным местом для тех, кто желал обрести самых разнообразных фармацевтических друзей, зажигающих в мозгу свет, который горел в голове весь день независимо от погоды. Школьный день пролетал, словно размытое видение, словно белый шум на краю сонного сознания, прекращающийся со звонком в три часа пополудни. Будние вечера протекали сами собой, и ей не нужно было утруждаться мыслями, выходящими за пределы ее маленького мирка. Она воровала продукты из «Винн-Дикси» или сидела одна в пустом кинотеатре, торчала в публичной библиотеке или курила травку с футболистом из старших классов на заднем сиденье его автомобиля. Когда темнело, она забиралась под покрывало на своей кровати и старалась не слушать звуки оргазмов, которые ее мать имитировала со своими ухажерами. Это было нетрудно.