Варина неуверенно взглянула на него сбоку, в то время «кадди» медленно покинул обочину и уверенно схватился шинами за асфальт.

Мы проехали плантацию «Элис» и оказались в туннеле из огромных черных дубов, аркой склонившихся над дорогой, затем остался позади очередной довоенный особняк с греческими колоннами. Мы прогромыхали по разводному мосту, миновали целый поселок из ржавеющих домов на колесах и въехали в деревню под названием Женеаретт, штат Луизиана, где примерно треть жителей едва-едва сводили концы с концами далеко за чертой бедности.

— Тебе нравится здесь жить, Варина? — спросил Клет.

— Я ненавижу это место, — ответила она.

— Где тебя высадить?

— Сейчас все равно все закрыто, — ответила она, — в восемь вечера весь город превращается в мавзолей. Думаю, даже если «Боинг 747» упадет на него, никто даже не заметит.

— У нас нет времени везти тебя в «Желтую чашку», — сообщил он.

— Тогда я поеду с вами к Пьеру и позаимствую у него одну из машин.

— Как хочешь, — согласился Клет. — Скажи-ка, у Пьера в его берлоге есть подвал?

— Есть какой-то отстойник, но там всегда вода. А что?

— Просто так, — ответил Персел, — всегда было интересно, каково жить в подобном месте. Мужик, которому оно принадлежало в восемнадцатом веке, был деловым партнером того чувака, что основал тюрьму «Ангола». Около двух тысяч заключенных умерли за тот период, что он сдавал их в аренду как рабов. Такая история просто заставляет меня гордиться тем, что я американец.

— Да, я про это знаю, — сказала она, — но я немного устала от чувства вины за то, чего я не делала. Думаю, каждый сам в ответе за то, как складывается его судьба.

— Хотелось бы и мне иметь такую ясность ума, — проговорил Клет. — У тебя все по полочкам, не так ли, Варина?

Я видел, как покраснела ее шея. Словно читая мои мысли, она повернулась и посмотрела на меня.

— А ты что, так и будешь там сидеть? — спросила она раздраженно.

— Прошу прощения?

— Если ты хоть на йоту джентльмен, может, скажешь своему жирному приятелю, чтобы он наконец заткнулся?

Не знаю, какое словосочетание могло лучше других описать поведение Варины — ощущение своего полного права и исключительности, надменность или нарциссизм. Она была продуктом того же самого сюрреалистичного образа мысли, что и многие женщины классом выше среднего в южном обществе многие годы назад. Их эгоцентризм и полный отрыв от реальности были настолько вопиющими, что часто ловишь себя на мысли, что проблема скорее в тебе, нежели в избалованных душках, считающих, будто солнце всходит и заходит лишь для того, чтобы они подвели свои глазки. Но Варина выросла не в этой среде. Ее отец был родом из закаленных солнцем и тяжелым трудом округов северной Луизианы, он знал мир пота, хлопкового яда и свиданок с чернокожими девчонками, которых против их воли с полей тащили прямо в амбар. Быть может, именно эти противоречия и были источником той тайны, что жила в ее глазах и витала у нее на губах. Большинство мужчин желают быть обольщенными и обманутыми, и никто не мог сделать этого лучше, чем Варина. Чем бы все это ни закончилось, я был уверен, что она останется соблазнительной, чарующей, прекрасной и неизведанной до самого конца.

Я не ответил на ее вопрос, и она снова раздраженно вгляделась в дорогу через лобовое стекло, затем бросила взгляд на проплывающий мимо пейзаж. Она снова казалась бледной и отстраненной, и я подумал, что, говоря о том, что каждый виновен в своей участи, она имела в виду скорее себя, нежели кого-то еще.

Мы проехали через весь город в дальний его конец в окружении подернутых заморозками газонов и темных домов в свете луны, освещающей замерзшие тростниковые поля, голые после уборки урожая, то там, то здесь отмеченные выбритыми лужайками и поваленным тростником. На подъезде к «Кру ду Суд» Клет включил поворотник, мы повернули на подъездную аллею и проехали сквозь открытые ворота. Я видел, как мигающий задний поворотник отражается бликами от каменных колонн на въезде и тонет в глубокой зелени кустов камелии, растущих вдоль аллеи, словно предупреждая нас о том, что ждет впереди.

За исключением фонаря на крыльце, дом был погружен в темноту.

— Остановись у заднего входа, — нарушила тишину Варина.

— Зачем? — спросил Клет.

— Пьер всегда оставляет ключ на косяке над дверью. Я возьму одну из его машин.

Я почувствовал, как мой мобильник вибрирует о бедро. Я открыл его и посмотрел на определившийся номер. Клет проехал мимо дома и остановился на краю бетонной парковочной площадки, уставившись фарами сквозь темноту на поверхность канала, где покачивался одномоторный самолет-амфибия. Звонила Катин Сегура, детектив нашего участка, избитая и изнасилованная Джессе Лебуфом.

— Я солгала тебе, Дэйв, — сказала она.

Глава 32

Клет вышел из автомобиля, оставив одеяло на водительском сиденье.

— В чем ты мне солгала? — прошептал я в телефонную трубку.

— Я сообщила тебе, что Джессе Лебуф, когда умирал в моей ванной, что-то сказал, — ответила Катин, — но я не поняла ни слова, поскольку не знаю французского языка.

— Так ты его знаешь?

— Нет, ни слова. Но я записала, как примерно звучали его слова.

— Почему же ты мне об этом не сказала раньше?

Тем временем Варина тоже вышла из машины и направилась в сторону Клета. Он стоял, облокотившись на приоткрытую водительскую дверь. Его лицо в порывах ветра было холодным и бесстрастным, как голубовато-белый надувной шар.

— Ты еще там? — спросила Катин.

— Да, да, говори, — ответил я, отходя от машины.

— Я думала, что слова Лебуфа могли выдать стрелка. Я не хотела сдавать человека, спасшего мою жизнь.

— Не беспокойся об этом. Так что это за слова?

— Jam, топ, tea, orange.

— Повтори еще раз.

Она медленно повторила. Хотя она и записала слова лишь фонетически, если мое восприятие меня не обманывало, она не так уж и ошиблась. Скорее всего, Джессе прошептал напоследок: «J’aime топ ‘tit ange».

— Что означают эти слова, Дэйв?

— «Я люблю своего маленького ангела», — ответил я.

Луна вынырнула из-за облаков, и внезапно газон заполонили тени, которых не было там еще несколько секунд назад. Трава была покрыта одеялом из листвы черных дубов, каждый листик был сухим, хрустящим, обрамленным серебром и напоминал маленький кораблик. Я оторвал трубку телефона от уха и посмотрел на Варину.

— Quit’apres faire, ‘tit ange? — сказал я по-французски.

— Что ты сказал? — переспросила она удивленно.

— Я сказал: «Как ты поживаешь?», или «Чем занимаешься, маленький ангел?». Разве ты не говоришь по-французски, Варина? Ты не научилась ему от своего отца? Или не изучала его в государственном университете Луизианы?