Ангелочек. Время любить | Страница: 138

  • Georgia
  • Verdana
  • Tahoma
  • Symbol
  • Arial
16
px

Анжелина рассчитывала провести весь день в обществе своего жениха, но судьба распорядилась иначе. В тот момент, когда она предлагала Луиджи прогуляться вместе с Анри, чтобы набрать каштанов или лесных орехов, в ворота позвонили. Анжелина побежала открывать, поскольку услышала крик:

— Повитуха Лубе, на помощь!

Луиджи бросился вслед за Анжелиной. Они увидели супружескую пару, одетую во все черное. Муж поддерживал жену, согнувшуюся чуть ли не до земли. За ними стоял мальчик лет десяти, державший осла за поводок. Животное было запряжено в повозку, груженную мебелью, корзинами с бельем и кухонной утварью.

— Что случилось? — спросила Анжелина.

— У моей жены отошли воды, — объяснил взволнованный будущий отец. — Мы обедали в таверне, там, на площади. Хозяйка дала нам ваш адрес, дело в том, что мы переезжаем. Мы издалека, из Лавелане.

— Идемте же! Мадам, я осмотрю вас в своем кабинете. Луиджи, скажи мальчику, пусть заведет осла и повозку во двор.

Анжелина довела пациентку до диспансера, где царили идеальный порядок и удивительная чистота.

— Можно подумать, что это больница, — пробормотала женщина.

— Я принимаю здесь своих пациенток как повитуха. У вас сильные боли?

— Да, я вся дергаюсь, такое впечатление, будто мне в спину втыкают раскаленные колья.

— Господи, неужели вам пришлось и такое пережить? — рассмеялась молодая женщина, надевая халат и повязывая голову платком.

— Нет! Конечно нет! А вы чудная!

Анжелина добилась своей цели. Незнакомка расслабилась и даже улыбнулась. Ее муж ходил взад и вперед перед стеклянной дверью.

— Я буду держать вас в курсе, мсье, — сказала ему Анжелина, задергивая занавески.

Она приступила к осмотру, довольная, что инструменты тщательно простерилизованы, что есть все необходимое. Вдруг пациентка хрипло закричала:

— Ой, как больно! Гораздо больнее, чем раньше!

Анжелина задрала ее юбку из серой саржи и нижнюю юбку и расстегнула панталоны. Одна деталь вызывала у Анжелины одобрение: эта женщина имела правильные представления о гигиене, что было редкостью.

— Боже мой! — тотчас воскликнула Анжелина. — Я вижу волосики ребенка! Он выходит, мадам! Тужьтесь, мадам…

— Да, да…

— Ну, давайте! Осталось немного!

Не прошло и пяти минут, как Анжелина приняла ребенка, который тут же расплакался.

Никогда прежде в практике Анжелины не встречались столь легкие, столь быстрые роды.

— У вас девочка, мадам. Судя по всему, она весит около трех килограммов. Я редко ошибаюсь. Но я взвешу ее позже.

— Ну и хорошо. Я меньше страдала, чем в первый раз, когда рожала мальчугана, того, что сейчас на улице. Хоть верьте, хоть не верьте, но ему восемь лет. Все дают ему года на два больше.

— Согласна с вами, — ответила Анжелина, перерезая пуповину. — Смотрите, вот ваша малышка. Сейчас я принесу теплую воду и обмою ее и вас. Я вернусь прежде, чем отойдет послед. Если вы почувствуете боль, дышите ровно. И не бойтесь, это может длиться несколько минут.

Анжелина выбежала из диспансера.

Мужчина и его сын, стоявшие около повозки, с тревогой посмотрели на нее.

— У вас прелестная девчушка, — сообщила им Анжелина. — Скоро вы ее увидите.

Анжелине не пришлось входить в кухню. Ей навстречу выбежал Луиджи с тяжелым чугунным котелком. Котелок всегда стоял на треноге, под которой горел огонь, чтобы с утра до вечера в доме была горячая вода.

— У тебя есть холодная вода? — спросил Луиджи.

— Разумеется! Какой ты милый!

— Ведь Розетту кто-то должен заменить! Но она уже скоро встанет. Признаюсь, именно она посоветовала мне отнести тебе котелок.

— Хватило бы и ведра. Осторожно, не ошпарься.

— Сразу видно, что вы поженились недавно, — заметил счастливый отец.

Они, смутившись, заговорщически улыбнулись. Но Анжелине предстояло еще много дел. Войдя в диспансер, она увидела, что ее пациентка, задержав дыхание, кусает губы.

— Вот и я, мадам. Сейчас у вас отойдет послед. Не напрягайтесь, это не больно.

Анжелина приняла плаценту в эмалированный таз и стала всматриваться в нее, как ее учили в больнице Тулузы. Несмотря на легкие роды, одно небольшое несоответствие не давало ей покоя. И тут, словно в подтверждение мыслей Анжелины, раздался голос женщины:

— Послушайте, мне она кажется странной, моя малышка.

— Как это — странной?

— Ее лицо, оно не такое, как у всех…

Охваченная тяжелым предчувствием, Анжелина склонилась над младенцем, пристально вглядываясь в черты его лица. Действительно, у новорожденной было плоское лицо, косой разрез глаз, сами глаза навыкате, желтый цвет кожи, толстая шея и деформированная грудная клетка. К горлу повитухи подкатил ком, и она принялась лихорадочно рыться в памяти. Во время учебы мадам Бертен, главная повитуха больницы Святого Иакова, рассказывала им о младенцах, неправильно развивающихся в утробе матери. Это отклонение описал французский врач-психиатр Жан-Этьен Эскироль [30] . Английский врач Джон Лэнгдон Даун назвал этот синдром монголоидным идиотизмом, поскольку больные имели внешнее сходство с народами Монголии [31] .

— Что с ней? — заволновалась мать.

— Мне страшно произносить это вслух, мадам.

— В моей родной деревне, в Леране, был мальчишка, родившийся дурачком. Он так и не научился говорить. Он только смеялся. Рот у него всегда был открыт. Прошлой зимой родители похоронили бедняжку. У него был порок сердца. Скажите, а моя дочь, она не дурочка?

— Мадам, надо проконсультироваться с врачом. Я не специалист в этой области. Сколько вам лет?

— Сорок три. Не слишком подходящий возраст, чтобы рожать, но мы с мужем были так счастливы! Я хотела иметь дочурку. О, Пресвятая Дева! Что он подумает, мой муж?

Смущенная Анжелина гладила младенца по темным волосам. Она искала слова поддержки, чтобы хоть как-то утешить опечаленную пациентку, плакавшую горючими слезами.

— Беда не приходит одна… — прошептала женщина. — Нам пришлось уехать из Лавелане, потому что Робер потерял работу на фабрике по изготовлению роговых гребней. Нам сказали, что здесь требуются рабочие на крупную бумажную фабрику. И вот мы покинули дом, где прожили десять лет, и приехали сюда.

— А где вы будете ночевать сегодня?

— Мы устроимся — натянем холст над повозкой, вот и кров. Мы уже две ночи спим под открытым небом. Робер решил продать осла, наше славное животное.