Андерслёв, ноябрь
Вечер с инспектором Эвой Монссон удался только благодаря Арне.
Она чуть не запела застольную песню, когда он подал жареное мясо с картофельным пюре под луковым соусом. Меня Эва почти не замечала и обращалась к Арне, даже если речь шла обо мне. Имеющиеся в доме телефонные каталоги и ножницы я предусмотрительно спрятал.
Я показывал фотографии Бергстрёма и Лизен Карлберг. Не исключено, что Эва запустила бы в меня стулом, не будь рядом Арне. Но я мог спрятаться за его спину, а потому с упоением рассказывал, кто такая Лизен, как я на нее вышел, а также всю историю с проколотыми шинами.
– Не забудь про Хёкёпинге, – напомнил Арне.
– Что, и это тоже? – удивился я.
– Выкладывай. За столом нет секретов.
– Что за спектакль? – Эва не выглядела раздраженной.
– Я имел в виду… – начал я.
– Я спрашиваю Арне, – перебила она.
Арне ткнул в меня пальцем:
– Он хочет написать статью, или серию статей, или даже целую книгу об убийце Бергстрёме. Не удивлюсь, если найдет издателя.
– Правда? – переспросила Эва, и Арне кивнул. – А ваша роль какая?
– Дело еще не закончено. Но я помогаю собирать информацию, провел целое расследование, что называется.
– Вы провели замечательное расследование, но будьте с ним осторожнее. – Эва впервые покосилась в мою сторону. – Могу я остаться здесь до утра?
Неожиданно. Арне ответил, что места в доме достаточно и что Лизен и Анетта Якобсон тоже у него ночевали.
– Тогда я не отказалась бы от рюмки коньяка или еще чего-нибудь к кофе.
Арне предложил переместиться в гостиную, но Эва предпочла остаться на кухне.
И когда мы сидели с кофейными чашками, рюмками коньяка и ванильным мороженым, которое Арне неожиданно извлек из холодильника, Эва вдруг сказала:
– Забавно, но перед тем, как сюда отправиться, я разговаривала по телефону с журналистом из Капстадена. Он прослышал, что у нас случались истории вроде той, что произошла с девушкой в его городе, и выслал мне по электронной почте вырезку из газеты…
– «Ди Бюргер», – подсказал я.
Эва и Арне как по команде повернулись ко мне.
– Так называется газета, – объяснил я. – Я связывался с этим журналистом. Прочитал статью и нашел его.
– И сообщил ему, что шведская полиция подозревает Бергстрёма?
– Нет, поделился своими соображениями и предложил ему показать фотографии этой Анли, или как ее там, чтобы она опознала Бергстрёма.
– Но он и словом не обмолвился об этом.
– Осторожничал, наверное.
– Но почему обратился именно ко мне?
– Видимо, я его направил.
– Я связывалась с Интерполом, пока ты был в Мальмё, – сообщила она. – Точнее, не совсем я. Наши парни называют себя МП – международная полиция. Это подразделение Государственной криминальной полиции, которое отвечает за международное сотрудничество. Разумеется, такие есть и в других странах. Я не знаю, как МП называется в Южной Африке, но через час после общения с журналистом я получила мейл от инспектора криминальной полиции из Капстадена.
С этими словами Эва вышла в прихожую, порылась в своей сумке. После вернулась на кухню с распечатанным электронным письмом и села за стол, держа его перед собой в вытянутой руке.
– Его зовут Бенни Грисель, и он заинтересован в совместной работе. Он расследует похожее преступление и спрашивает, каковы наши версии того, что… – Эва близоруко сощурилась, – того, что одна газета назвала «убийствами с розгой»… Да, именно так.
Между тем мы перешли к грогу. Я мешал его с коньяком и остатками кока-колы, которую купил накануне. У Эвы Монссон раскраснелись щеки. Если она и находила, что грог безо льда выглядит странно, то виду не подавала.
Она взглянула на часы:
– Боже, завтра в восемь утра я должна быть в участке. Не хочешь подышать свежим воздухом?
Она обратилась ко мне впервые за вечер.
– Здесь негде гулять, разве что на кладбище. – Я задумался. – Можно зайти к соседке Арне, ее зовут Йордис. Боль мешает ей спать по ночам, поэтому Йордис подолгу стоит у окна и за всем наблюдает.
– Звучит многообещающе, – заметила Эва.
Все и вправду вышло замечательно.
На улице было теплее, чем днем, и в просветах туч то там, то здесь мелькали звезды.
– Хорошо тебе в Андерслёве? – спросила Эва.
– Не знаю. Я бывал в разных местах, но так и не понял, где мне хорошо.
Она молчала. Мы прошли по улице, мимо церкви, вышли на так называемую главную улицу.
– Арне говорит, что в вагончике возле заброшенных железнодорожных путей находится русский бордель.
– Вижу, ты изучил все здешние достопримечательности.
– А в другом конце поселка якобы обосновались «Рыцари тьмы». Я видел вывеску на старом гараже, но не их самих.
– Разведаем, – отозвалась Эва.
Мы направились к железной дороге. Свет в вагончике не горел, вокруг не было ни души. На крыше по-прежнему торчала телевизионная антенна. Мы повернули обратно.
– Как твоя подруга? – поинтересовался я.
– Какая? – не поняла Эва.
– Мм… Та, что приезжала в Сольвикен.
– Лена?
– Кажется, да.
– Лена Линдстедт. Она уехала в Австралию. Хочет стричь овец на ферме. Возможно, я когда-нибудь ее навещу.
– Мне показалось… вы держались за руки, когда шли к мосту в Сольвикене.
Эва остановилась и сжала мою ладонь:
– Я четыре года была замужем за полицейским из Хельсингборга, но… я не знаю. Полицейским трудно жить друг с другом. Через несколько месяцев мы поняли, что совершили ошибку. Я ничего не имею против мужчин, но и против женщин тоже, понимаешь?
Я кивнул. Она взяла меня за руку, и мы продолжили путь.
– А с кем ты была на Сицилии? – спросил я.
– На Сицилии?
– Да, ты ведь уезжала…
Эва выпустила мою руку и ткнула кулаком в бок:
– Одна. Иногда хочется улететь куда-нибудь чартерным рейсом, чтобы отдохнуть от всех.
Мы вышли на улицу, где стоял дом Арне, и Эва остановилась:
– Ты хоть понимаешь, какой дурой меня выставил?
– Нет.
– Я решила, что мы приятели, и это оказалось самой большой моей глупостью. Так мне почудилось после нашего вечера в «Мэстере Юхане», помнишь?
Я кивнул.