Высокого мужчину звали Бёрье Классон, он говорил на смоландском диалекте. Женщина, Анна Перссон, судя по всему, местная уроженка. Она постоянно держала руку на кобуре.
Ночной портье, чей акцент выдавал выходца с Балканского полуострова, вызвал начальницу, заспанную женщину по имени Хелена, из-под пальто которой выглядывала пижама. После чего все впятером мы отправились на место предполагаемого преступления.
Томми Санделль все еще спал сном праведника. Мертвая женщина была в том же положении, в каком я ее оставил.
Пока Бёрье Классон общался с кем-то по рации, Анна Перссон расспрашивала меня, кто я такой, как оказался в Мальмё и что мне понадобилось в номере Томми. Потом она вышла на середину комнаты и кивнула на Санделля:
– Сейчас он не в форме, но узнаваем.
– Вполне, – согласился я.
– Вы тоже музыкант?
– Нет.
– Тогда зачем вам гитара?
– Для вида.
– Что с вашим носом, подрались?
– Ударился о дверь в туалете. Я был в травмпункте, а когда вернулся, увидел, что эта комната открыта.
Она кивнула, что-то отметила в блокноте и вышла в коридор.
Между тем полицейских прибывало.
Перекресток у отеля перекрыли, один из лифтов в отеле теперь обслуживал только полицию. Возле номера Томми Санделля несла вахту женщина в форме, но не Анна Перссон. Меня попросили вернуться к себе, вместо этого я спустился в холл и стал наблюдать за машинами с мигалками, из которых выходили новые и новые люди. Одни были в форме, другие – вероятно, юристы или криминалисты – в гражданском. Мужчин и женщин примерно поровну. Улочки в районе Гамла-Вэстер такие узкие, что пришлось отогнать на тротуар несколько полицейских автомобилей, чтобы дать дорогу «скорой помощи». К лифту побежали медики с парой носилок. На одних вынесли Томми Санделля. Вид у него был по-прежнему растерянный, хотя, заметив меня, он приветливо помахал рукой. Та, что лежала на других, никому не махала.
Ко мне приблизилась решительного вида женщина – высокая, в потертых джинсах, спортивных туфлях, светло-сером пальто до колен с наглухо застегнутым высоким воротом и в цилиндрической шляпке. Ей было между тридцатью и сорока, карие глаза смотрели на меня с любопытством.
– Это вы Хенри? – спросила она, близоруко вглядываясь в бумажку. – Или нет, Харри. Да, здесь написано «Харри…».
– Свенссон, – перебил я. – Харри Свенссон.
– А я Эва, – представилась она. – Поговорим здесь или поднимемся к вам в номер?
– Можно здесь.
Она опустилась в соседнее кресло, вытянула ноги, тяжело вздохнула и несколько раз постучала по передним зубам ногтем указательного пальца.
– Что ж, пусть будет так. Вероятно, это долгая история. Или вам уже все ясно? Вы его знаете?
– Мм… – замялся я, – мне известно его имя, время от времени мы сталкивались с ним на протяжении нескольких лет, но не могу сказать, что я его знаю. Вчера вечером мы совершенно случайно встретились в «Бастарде». Я понятия не имел, что он собирается играть в Мальмё.
– Вы часто там обедаете?
– Где?
– В «Бастарде».
– Нет. Я даже не знаю, как правильно произносится это название: по-шведски «баста́рд» или по-английски: «бэ-эстрд».
Если речь Анны Перссон выдавала в ней уроженку Мальмё, то Эва говорила на диалекте, который я определил как более южный, что-то вроде Сведалы или ближе к Треллеборгу, – в общем, «девушка из деревни».
– Простите, – сказала она. – Меня зовут не просто Эва, а Эва Монссон. Я инспектор криминальной полиции здесь, в Мальмё. Что с вашим лицом?
– Порезался бритвой.
– Да… неприятная история. – Она недоверчиво заглянула мне в глаза.
– Шутка, – улыбнулся я. – На самом деле стукнулся о дверь в туалете, после того как побрился.
– Забыли, что там имеется ручка? – Она смотрела на меня не отрываясь. – Здесь есть кофе? Что-нибудь горячее и жидкое?
– Есть автомат, – кивнул я. – Вам с сахаром, со сливками?
– Черный, – ответила Эва Монссон.
Кофейный автомат возле зала для завтраков украшали обведенные рамочкой автографы Мела Си и Уэйна Гретцки. А Магнус Хэренстам даже нарисовал автопортрет в благодарность персоналу отеля. Когда я вернулся с двумя чашками на удивление сносного напитка, Эва Монссон уже сняла секонд-хендовского вида пальто и перекинула его через подлокотник кресла. Теперь она осталась в простой рубашке с изображением розы. «Стиль кантри или рокабилли», – подумал я, разглядывая ее подвернутые джинсы.
Мы расположились в креслах и еще раз прошлись по всем пунктам. Что, собственно, произошло? Что я делал в Мальмё? (Я отвечал на местном диалекте.) Как обнаружил Санделля и мертвую женщину? Трогал ли я что-нибудь в комнате? Я подтвердил, что ничего не касался. Только фотографировал. Разве что поддержал Санделля за плечо, когда он пытался принять вертикальное положение, но я подумал, что это не в счет.
– Тогда на сегодня все, – улыбнулась Эва. – Я слышала, они там такое готовят… – Она схватилась за голову.
– Где? – не понял я.
– Там, где вы не обедаете.
– Говорят, но тогда я об этом не знал.
– Да, вы думали о другом, – кивнула она.
Я отвернулся к окну. Чего добивается эта женщина? Что хочет из меня вытянуть своими вопросами?
– Между прочим, я журналист, – сообщил я, чтобы направить разговор в другое русло.
– У каждого свои недостатки, – меланхолично заметила она.
– Точнее, был журналистом, – поправился я. – Но такого упустить не могу, я должен написать об этом и уже составил примерный план.
– У нас свободная страна, – пожала она плечами. – Каждый волен писать, что ему вздумается.
Она захлопнула блокнот и убрала в карман джинсов. Потом быстро встала и пожала мне руку. Я побрел за ней к выходу.
У самых дверей она обернулась:
– Вы были один в «Бастарде»?
– Один?
От неожиданности я растерялся.
– Или с кем-нибудь?
– Нет… – Я замялся. – Не один. Я был со знакомой, точнее, встретил знакомую там.
– Ага… – протянула она и посмотрела на меня с подозрением. – Я слышала, вы с кем-то встретились в холле отеля или на улице.
– Да… вероятно, так и было, – пробормотал я, понимая, в каком дурацком положении оказался.
– Я его знаю? – допытывалась Эва. – Это какая-нибудь знаменитость, да? Ведь вы же знакомы с Томми Санделлем?
– Не думаю, – покачал головой я. – Да и насчет Санделля вы сильно преувеличиваете.
– Да, в конце концов, это не мое дело, с кем вы были в «Бастарде», – улыбнулась она и вышла на улицу.