В Мальмё Юханна снимала квартиру с другой девушкой. Именно она и позвонила в полицию, когда соседка не объявилась на следующий день.
Юханна была одета в летнее платье и джинсовый жакет.
Водитель рейса до Мальмё утверждал, что в салон она не входила. Летом у него не так много пассажиров, до Ёгерсро автобус шел почти пустой.
Первый порыв: связаться с полицией, с инспектором Эвой Монссон, но что нового я мог им сообщить? Я был всего лишь одним из многочисленных клиентов, которых она обслуживала на бензоколонке.
Согласись я подвезти Юханну, ничего бы не случилось. Эта мысль не давала мне покоя в ту ночь.
Хотя что, собственно, случилось?
Летом девушкам свойственно пропадать.
Копенгаген, август
Он хотел поужинать в кафе «Виктор», что сразу за площадью Конгенс-Нюторв, но оно закрылось в двенадцать ночи. Зато «Дан Тюрелль» еще работал, и несколько столиков на улице оставались свободными.
Он заказал пива блондинке с огромными серьгами в виде обручей и прислонил к стене узкий продолговатый футляр.
– Играете в бильярд? – поинтересовалась официантка.
– Да, в Копенгагене небольшой турнир, я обычно участвую.
– И как, успешно?
Он развел руки в неопределенном жесте – comme ci comme зa [46] .
– Все в порядке? – спросила девушка.
Он кивнул:
– Вполне.
Ее звали Линда, и она приехала из Мальмё. Копенгаген кишит шведами. Ведь датчане ни на что не способны, кроме как курить сигары и пить пиво. Кто-кто, а он это знал наверняка.
– Теперь я редко беру в руки кий, раньше играл чаще, – сообщил он.
– Форму не потеряли?
– Нет, это как с ездой на велосипеде или плаванием. Если освоил – не разучишься.
– А я никогда не играла в бильярд, – призналась девушка.
– Хотите, научу?
Но тут ее позвали, и официантка поспешила к другому столику.
Он никогда не увлекался бильярдом.
В этом футляре трость.
Крышка легкая и твердая, изнутри обита бархатом, он приобрел его через Сеть за двести девяносто девять крон.
Вот уже пять лет он перевозит в нем эту трость и лучшего способа не мог придумать.
Саму трость он купил у одного шорника из Глазго. Маленький, сухой человечек с белыми волосами и острым носом запросил за нее семьдесят пять фунтов.
В итоге сошлись на шестидесяти. С сербской гангстершей не поторгуешься.
Сейчас ему было не по себе. Юханна Статойл его не удовлетворила, но страсть проснулась и требовала своего. Поэтому он позвонил сербской гангстерше, хотя она и просила не беспокоить ее в ближайшее время. Но он назвал цену – двадцать тысяч датских крон, и она согласилась его выслушать.
– Африканка подойдет? – предложила она.
– Нет, и никаких наркоманок.
– Это будет нелегко, но я постараюсь, – вздохнула гангстерша. – Перезвони через час.
Он зашел в надворную постройку и долго полировал трость мягкой тряпочкой, какими обычно протирают стаканы. Потом приподнял доску в полу и вытащил из-под нее жестяную коробочку – ту самую, которой обзавелся много лет назад. Отсчитал двадцать пять тысяч датских крон ассигнациями. Он не скупился на чаевые, если обслуживание того стоило. Трость положил в футляр и поставил у двери, а сам вернулся в дом.
В ожидании звонка сделал пару бутербродов с печеночным паштетом и маринованными огурцами и съел, запивая молоком.
После звонка надел очки с большими стеклами, зачесал волосы наперед, чтобы получилась челка, сунул деньги во внутренний карман пиджака, взял футляр и поехал в Копенгаген.
Одна женщина, родом из Молдовы, выглядела слишком тупой и мрачной. Его заинтересовала другая, из Ирландии, со строптивыми глазами и усыпанным веснушками носом, хотя она и не была рыжей.
– Мы поиграем в учителя и ученицу? – спросила она. – Некоторые это любят.
Он покачал головой.
Сейчас он сидел за уличным столиком с кружкой пива. И на вопрос официантки, все ли в порядке, отвечал неопределенным жестом.
Вероятно, ее следовало бы пригласить в гости, показать настоящий бильярд.
Он рассмеялся про себя.
Сербская гангстерша, с сигаретой во рту, вонючая и потная, получила свои двадцать тысяч. Сколько из них она отдаст ирландке, его не интересует. В любом случае он свои четыре тысячи добавил.
Взял бы еще кружку, если бы не за рулем.
Оставил официантке три кроны на чай.
Ирландке четыре тысячи, официантке три кроны. Разные услуги – разные чаевые.
Завернул в «Нетто», на пути к мосту Эресундсбрун открыл еще одну упаковку чипсов из свиной шкурки, затолкал в рот два куска. Тщательно прожевал. «Сделано по старинному рецепту». С упаковки улыбалась веселая хрюшка.
Почему бы и не подшутить над официанткой?
Сольвикен, август
Арне Йонссон припарковал свой «вольво-дуэтт», модель 1959 года, в гавани. Вышел из машины, завел руки за спину, огляделся:
– Красота!
Автомобиль, темно-синий, со светлыми стеклами и рейлингами на крыше, блестел как новенький. На переднем пассажирском сиденье лежала развернутая карта, заменявшая Арне GPS.
Арне оглядел гавань, повернулся в сторону Шельдервикена, Торекова и острова Халландс-Ведерё по другую сторону залива. День выдался погожий, и на противоположном берегу просматривались очертания домов и линии дорог.
– Это Тореков? – кивнул он вдаль.
– Точно.
– Там я бывал, а здесь нет.
Расстегнутая на груди белая рубашка обтягивала обширный живот. Из-под летних брюк выглядывали темно-синие носки и сандалии; похожие носил мой отец.
Боссе-рыбак выполнил обещание. Когда настало время обеда, Симон Пендер поставил на стол жареную камбалу, такую огромную, что она свисала с блюда. Тушеные шампиньоны, вареный картофель и растопленное сливочное масло он подал на отдельных тарелках. Симон предложил бутылку белого вина. Арне отказался:
– Мне по старинке, если можно, пива и водки.
– Разве не здесь произошло несколько убийств прошлой весной? – вспомнил Арне, когда Симон наливал нам по второй.
Я кивнул:
– Возле домов у дороги до сих пор не убрали заграждения.
– Их так и не нашли?
– Темное дело – ни следов, ни свидетелей.