– Ага. А я – диЖдей (она так произносит слово «диджей»).
Соседи мрачно говорят:
– Настоящего диджея покажите.
Тут я выхожу и говорю:
– Настоящий – это я.
Соседи говорят:
– Щас милиция приедет. Уже едет.
Мама говорит:
– Тоже настоящая?
Соседи переглядываются, и тут из соседней квартиры вываливается пьяная компания.
Пьяная компания добродушно хватает соседей и затаскивает к себе в квартиру. Соседи снизу улыбаются (им теперь нальют задарма).
Через 10 минут приходит мамаша соседей снизу.
Мама опять открывает.
Теща (или свекровь) говорит:
– Отдайте мне моих молодых!
Мама говорит:
– Они в милиции.
Теща (или свекровь) вдруг начинает… выть, как волк, и одновременно причитать.
– Что вы с ними сделали?! (кричит).
Тут опять открывается дверь, и оттуда опять вываливаются соседи боковые.
И затаскивают уже тещу. Теща тоже, наверно, хочет выпить: она не сопротивляется.
Мама говорит:
– Так мне ложиться или пойти вести ихнюю дискотеку?
Ждем нового визита.
За стеной надрывается Михаил Круг.
Соседка сбоку говорила мне как-то:
– Я его абажаю!!!!
В СМИ прошла информация о том, что строчки Лермонтова о «немытой России» на самом деле сочинил не он, а евреи (действительно, была такая заметка в солидном издании).
– Оказывается, «Прощай, немытая Россия» написал не Лермонтов, а евреи (сказала я маме). – Мне об этом один патриот сказал по секрету.
Мама сказала:
– Евреи написали Лермонтову, что хотят помыть Россию – доверились, так сказать, а он взял и опубликовал это их еврейское пожелание?
– Типа того…
– Они хотели всю Россию помыть или как?
– Да нет, они просто хотели прибраться в своем местечке и сообщили об этом Лермонтову, а он взял и обобщил.
– Ну да, и скандал вышел. Нехорошо. Ему надо было эти стихи со ссылкой написать: мол, прощай, местечко, не успел я тебя помыть, прибраться там, занавески повесить… Надо дальше типа двигать… «Говорит один еврей другому» – так должен был написать Лермонтов.
– Что-то у тебя, мама, хуже получается, чем у него. Не так, извини, поэтично.
– Ну и что? Зато правда! А так – что за безобразие: Прощай, немытая Россия! Прям клевета какая-то… Сам-то мытый, что ли? Давно в бане был? То-то! Ты сначала посети баню, а потом пиши. Да еще и не свое, а из письма каких-то там евреев… Которые, может, и не то имели в виду…
Посмотришь, как люди танцуют, и становится горько – мне бы так.
Потом послушаешь, как поют – опять горько на душе.
Зависть гложет…
Ну, потом – как играют, рисуют, пишут, лепят, прыгают, бегают, решают задачи…
Мама говорит:
– А ты смотри, как едят: вот ты это тоже умеешь, как никто. Потом еще можно посмотреть, как падают, роняют всё, сорят и матерятся…
Тут тебе равных нет.
– Ничего не имею против функциональной грамматики третьего поколения Женевской школы (сказала я сегодня Коляну, подслушав эту фразу у одного интеллектуала).
Колян оказался на высоте:
– А против четвертого? (хитро прищурившись, как Ленин, сказал он).
Поняв, что меня раскусили, я эту же фразу сказала маме:
– Ничего не имею против… (и далее по тексту).
Мама посмотрела на меня внимательно и сказала:
– Ты когда чужие тексты произносишь, у тебя лицо напряженное. Как у двоечника, который не понимает смысла сказанного. Или как у туриста, который зачитывает фразу из разговорника.
Вычитала в соцсетях:
«Как избавиться от назойливых приставаний, если вы уродились сексуально не обделенным двухметровым красавцем:
Жесткие вставки в белье, накладной горб, джинсы, имитирующие кривоногость, лысый парик».
Мама говорит:
– Слава богу, тебе все это не нужно. А красивым и правда тяжело: долго на работу собираться.
– Сегодня меня назвали русским писателем (сказала я маме).
– Кто? Русский алкоголик?
– Нет, русский же писатель.
– Значит, алкоголик.
– Писатель, а не алкоголик!
– Так он же и алкоголик!
– Ну, не без того…
– Вот видишь!
– Что видишь?
– Что писателем тебя может назвать только алкоголик…
– Так и читатели называют…
– Тоже, наверно, когда выпимши.
– Да вроде нет…
– Видишь, ты сомневаешься.
– Зато ты никогда не сомневаешься!
– Ну какой из тебя писатель? У писателя должна быть борода и амбиции.
– Я отращу.
– Тогда ты будешь не писатель, а женщина-феномен. В цирке таких раньше показывали…
– Пойду в цирк.
– Больше толку будет.
Были у меня байки про одного литературоведа и моего кота.
Но какая-то сволочь взяла и отправила этому литературоведу их по почте.
Литературовед осерчал.
Главным образом потому, что (он говорит) дело было не совсем так.
На что мама сказала:
– Ничего себе литературовед! Он, наверно, правда думает, что можно подтираться гусенком или воевать с мельницами?
Готовя книгу, я свои байки собрала в вордфайл и через принтер запустила.
А кот раскидал бумажки.
И сидит на них, озорно смотрит.
А мама подобрала, почитала, стала смеяться и мне читает вслух.
Поскольку я их написала около пяти тысяч что-то (а может меньше, не помню, но таки много), то я не узнала свою же байку.