Тим и Дан, или Тайна "Разбитой коленки" | Страница: 39

  • Georgia
  • Verdana
  • Tahoma
  • Symbol
  • Arial
16
px

Но как он ни старался, не мог привести в чувство друзей. Их неподвижные лица, как маски, светились в фиолетовых бликах и гудели храпом. Стиснутый со всех сторон чавкающими духами, Родион отчаянно замотал головой.

— Прекрати бодаться, — возмутился какой-то дух и закашлялся. — Ты мне мешаешь есть в три горла, ках-ках! Из-за тебя не в то горло попало — в четвёртое! Не мотай головой, а то я своё место потеряю!

— Никаких проблем! — Заверил его Родион. — Только, милостивый господин, не скажете ли вы вот этому сударю со светлым вихром на бледном челе одно слово?

— Одно слово? Ещё скажи — междометие! — Хмыкнул дух, облизывая длинным языком голову Тима. — А ты обещаешь вести себя хорошо?

— Честно сказать, в столь неоднозначной ситуации ничего обещать не могу. Скорее всего, придётся действовать по обстоятельствам! — Честно признался Родион.

— Уф, пожалуй, я уже не так голоден, — заявил дух. — Выкладывай свой знаки препинания!

— Может быть, вы хотели сказать звуки препирательства между нами? Вот они: ТИМ-И-ДАН!

— Ты уверен? — Засомневался дух. — Может быть, тмину дам? Или тимьяну дам? А может быть, Демьяну мат? Я знал одного Демьяна — большой был любитель в шахматы поиграть!

— Нет-нет! Милостивый господин, вы так ему и скажите в ухо: ТИМИДАН!

Дух скорчил издевательскую физиономию и гаркнул Тиму в ухо:

— НАДИМИТ!

— ТИМИДАН! — недовольно буркнул в ответ Тим и очнулся. Дух гоготнул и впился фиолетовыми губами в его шею.

— Тим, Тим! Поделимся на пары, — зашептал Родион, его ослепительные брови и усы вновь пришли в движение, что свидетельствовало: администратор уже вполне овладел собой. — Вначале смотрят друг на друга Обби и я, потом Обби и ты, потом ты и я, а потом по новому кругу… Пары меняются через каждую минуту!

— Попробуем, — выдавил из себя Тим, его глаза ещё не приобрёли свою неизменную яркую зелёность, в них ещё плавал сон. — Но как разбудить Обби?

Головка птицы по-прежнему безвольно лежала на груди Родиона.

— Обби, — шепнул он и дунул на слипшиеся волосики. Лебедь не слышала. — Обби! — Крикнул он — безрезультатно. — Посмотри на меня! — Обби всхрапнула. — Да открой же глаза, упрямая птица! — Безмятежное, уютное сопенье последовало в ответ. — Надимит какой-то! Полный надимит! — В отчаянье всхлипнул Родион.

— Тимидан! — Возмущённо крякнула Обби, не раскрывая глаз. — Она едва двигала клювом от слабости: — Ах, Родион, плохи наши дела, если даже вы забыли, как произносится это слово! Если бы я так не огорчилась из-за того, как вы его произносите, то не проснулась бы никогда!

Поморгав, Обби с осуждением воззрилась на Родиона и встретилась с его восторженным взглядом.

— Ах, милый Родион, давным-давно я видела ваши глаза. Когда я смотрю в них, мне кажется, во мне просыпается ваша замечательная Ориника. Красивая, весёлая…

— …маленькая озорница-выдумщица! Да-да! Она была именно такой! — Огромные глаза Родиона увлажнились, печаль и нежность переливались в них вместе со вспыхнувшими слезами. — А теперь, друзья, слушайте меня внимательно…

Через десять часов у друзей отчаянно заболели языки — от разговоров. Родион рассказывал, какие запахи исходят от духов, у кого из них какой характер и, следовательно, чего можно ожидать от каждого. От одного из них, повествовал Родион, валит нестерпимый запах пережаренного лука, и нос любого, кто пробудет с ним более пяти минут, может взорваться от едкого аромата перца. Этот дух, явно обладающий опасным взрывным характером, при жизни был поваром со странным вкусом: компот всегда варил с чесноком, а в варенье подкладывал укроп, лавровый лист и не менее килограмма красного перца. Тим же рассказывал о любимой Разбитой коленке, он полжизни отдал бы сейчас, чтобы вдохнуть кисловатый, с лёгкой сладостью, зелёный и розовый, чуть голубой воздух соснового леса, и очутиться на тёплой печке в родной избушке, увешанной связками мяты и сухих грибов. И чтобы дождь за окном накрапывал, перебирал бы полешки, веточки, угощал бы листочки и муравьев, а для мальков рисовал кружочки на речке… Тим рассказывал о чудесных ежах, которые каждую осень прочёсывают траву-мураву и выносят на иголках затерявшиеся упавшие звёздочки, передают их на счастье в те гнёзда, из которых должны отправиться в первый полёт птенцы, едва отряхнувшие одуванчиковую желтизну вокруг клюва. И те всегда возвращаются домой целыми и невредимыми. Говорил он о плакучей иве, под кроной которой, как не светило бы сверху солнце, всегда идёт цветной дождь: хочешь — напейся, желаешь — умойся. Любой, кого окропили красные, жёлтые, зелёные струи, промокнув под другим ливнем, не простужался, и никогда не тонул ни в реке, ни в море. А Обби припомнила все сказки, рассказанные ей бабушкой: о яблоках с червячками-пересмешниками, о Всеобщем Счастливом Дне, о Волке-гипнотизёре, о колдуне, который хотел стать мальчиком, и это ему удалось, правда, мальчиком он остался на всю оставшуюся жизнь. Кстати, если хочешь, любимый читатель, и сам придумай-ка сказку, которую ты бы мог рассказать Родиону, Тиму и Обби, если бы вдруг оказался с ними сейчас. Автор уверен, она им понравится.

Друзьям было так хорошо друг с другом, что они перестали чувствовать на себе скользкие жадные губы противных духов. Не обращали внимания на почерневшие прозрачные тела, облепившие и сжимавшие их, они видели только глаза друг друга — печальные и нежные Родиона, озорные, блестящие Обби и зелёные, добрые Тима. Нет, не кончались в них жизненные силы, не кончались! Рыжие круги радости и тепла расходились от наших друзей. Рыжие круги радости и тепла разлетались по крепостному подвалу, по Городу горбунов, по Видении, всему миру, цеплялись за трубы, телевизионные антенны, скворечники, ветки деревьев, садились на головы пешеходов, на особенно вытянутые головы нанизывались один на другой, как баранки. Залетели и к тебе, вот он, сияющий круг, плавает прямо перед тобой, но шалит, притворяясь невидимым. Мы иногда и не догадываемся о том, что к нам прилетел такой солнечный, теплый кружочек радости и добра, просто думаем: о-о, сегодня у меня хорошее настроение.

Привидения, похоже, уже объелись, но из-за жадности не могли бросить пленников.

— Что это вы такие сильные? — Ворчали некоторые из них. — Мы уже толстые и неповоротливые, а вы все живёхонькие!

И вдруг Тим услышал знакомый голос, который пел что-то убаюкивающее. Удивительный голос услышала и Обби, на её головке сами собой разлепились зелёные волоски, и вновь засияли звёздочкой.

— Хвоя? Смола? Пахнет сосной и кедром! — Удивлённо прошептал Родион, поднимая свой выдающийся нос. — Друзья мои, аромат свобо…

Но закончить фразу Родион не смог, глаза его словно подёрнулись дымкой, губы растянулись в блаженной улыбке, затем сладко причмокнули. Он крепко заснул. У Тима и Обби так же сами собой закрылись глаза, головы их поникли — и всё вокруг перестало для них существовать.

Между тем убаюкивающий голос усилился.

Из каши, в которой утопали наши друзья, призрак стал отделяться за призраком. Зевнув пару раз, духи замирали в блаженном обмороке. Так и плавали причудливыми клоками дыма в голубоватой озёрной воде. Озеро словно подёрнулось дымом от пожарища. И тогда всплыли несколько уродливых чудовищ. В сумерках трудно было разглядеть, сколько их и какие они. Корявыми ручищами они сграбастали Тима, Родиона и Обби, и потащили из воды, а потом и вон из зала. Хлюпанье, треск разрываемой коры и чавканье сопровождали каждое их движение…