– Но есть то, чего ты не знаешь. Возможно, до этой минуты я сама не осознавала этого, но хотела вернуть себе тот мир. После ее смерти мы с отцом и братом остались одни. И все пошло прахом. Дом выглядел просто ужасно. Мы питались готовой едой и макаронами с сыром. Я даже не могла пригласить к себе друзей, потому что в доме царил жуткий беспорядок. Мне хотелось вернуть мою хорошую благополучную семью.

– О, Джесси. Я должен был догадаться.

– К тому времени, когда мы поженились, у меня уже сложилась в голове идея по поводу того, как выглядит идеальная жизнь. А когда я почувствовала, что ты недоволен, подумала, что нам надо сделать следующий шаг для укрепления семьи.

– Ты решила, что хочешь завести ребенка.

– А разве ты не хотел ребенка?

– Конечно, хотел. Но, возможно, не для себя. Я хотел видеть счастливой тебя. Не похоже, чтобы подбор краски для стен и творческий подход к использованию эстрагона делали тебя счастливой. Казалось, я тоже не в состоянии это сделать.

Глава 17

Теперь Джессика смотрела в лицо печальной правде. У нее был прекрасный муж, который ее любил, но каким-то образом она умудрилась превратить их жизнь в мучение.

Нельзя сказать, что у них не возникало реальных проблем. Но почему она сосредоточила все свое внимание на том, как надо и как не надо, вместо того чтобы заделывать мелкие трещины в отношениях, пока они не превратились в пропасть, разделившую ее и Кейда?

Несмотря на то что разговор получился болезненным, он принес Джессике облегчение. Он должен был состояться еще год назад, когда они окончательно отдалились друг от друга. Если бы они поговорили еще раньше, возможно, смогли бы предотвратить разрыв.

– Когда случился первый выкидыш, я решила, что это жестокое напоминание о том уроке, который я вынесла из болезни матери, и я должна держать все под контролем. А вместо того, чтобы принять ситуацию, я стала сопротивляться еще сильней. Чем сильнее чувствовала, что у меня ничего не получается, тем сильнее старалась все контролировать. В особенности тебя.

– Джессика, – у Кейда сдавило горло, – мне всегда казалось, что это у меня ничего не получается.

Ее глаза наполнились слезами. Это явно не те слова, которые ей хотелось услышать сейчас, когда она признала свою часть вины в катастрофе, постигшей их брак.

– Когда женился на тебе, – сказал Кейд низким, полным боли голосом, – я считал, что дал священную клятву, принял на себя долг длиной в жизнь. Долг защищать тебя. Хранить, не допускать, чтобы с тобой случилось что-то плохое. Казалось, моей любви хватит, чтобы защитить нас обоих от любых невзгод. Когда я понял, что это не так? Когда после двух выкидышей между нами образовалась пропасть, которую я не мог преодолеть. Я больше не имел доступа в твой мир. Мне казалось, я схожу с ума. Эти выкидыши, потерянные дети вынудили меня признать, что я бессилен. Я не смог сделать самое важное в своей жизни, то, чего больше всего хотел. Я не смог спасти собственных детей. Я и без того уже чувствовал себя несостоятельным в других вопросах.

– В каких?

– Не смог сделать тебя счастливой. Мне хотелось, чтобы ты прекратила свои попытки забеременеть. Но ты не прекращала. Из-за этого у меня возникло ощущение, что я не могу оправдать твоих ожиданий. Казалось, почва уходит у нас из-под ног. Ты хотела, чтобы мы продолжали попытки завести ребенка, эту мучительную гонку, где надежда и радость сменялись унынием и отчаянием, а я больше не мог. Ушел в свой мир, туда, где сам мог стоять у руля.

– И бросил меня, – прошептала Джессика.

– Да, – тихо согласился он. – Да. Да, я тебя бросил. Но думаю, далеко не так безвозвратно, как ты сама отказалась от себя. Будто ребенок должен был стать единственным смыслом всей твоей жизни.

Джессика расплакалась. Теперь она понимала, что не готова завести ребенка. Ни тогда, ни даже сейчас. Она поклялась себе, что больше не допустит никаких потерь, но стояла перед лицом самой большой из них. Непонятно как, но в браке она потеряла себя. Играла роль, вместо того чтобы жить настоящей жизнью.

Кейд всегда ненавидел слезы. Всегда. Если во время ссоры она начинала плакать, он уходил.

Кроме единственного случая, когда она потеряла первого ребенка. Тогда они забрались в постель, прижались друг к другу и плакали до тех пор, пока не выплакали все слезы.

Однако после этого он будто окаменел от этой боли и после второго выкидыша оказался способен лишь неловко похлопать ее по плечу и сказать пару банальностей, от которых стало только хуже.

Казалось, ее горе еще больше отдалило его, окончательно уводя куда-то прочь.

Слезы текли по щекам Джессики. Теперь она уже не могла с ними справиться, они лились потоком.

Она ждала, что Кейд сделает то же, что и всегда, – уйдет, заметив первые признаки того, что она не в состоянии держать себя в руках. Но он не уходил.

– Джесси, – нежно сказал он. – Оглядываясь назад, я вижу, что мы не были готовы к детям. Ни один из нас. Мы думали, наши отношения стоят на прочном фундаменте, но при первом стрессе они треснули. Дети должны появляться на более надежной основе, чем эта.

Он подошел к ней и обнял за плечи. А потом сделал то, чего она так отчаянно ждала от него уже очень давно, – крепко прижал ее к себе. И позволил слезам свободно литься ему на грудь.

– Все. Я в порядке, – наконец со вздохом сказала она. – Спасибо тебе.

– За что?

– За то, что обнимаешь меня. Мне всегда так не хватало этого. Я не ждала, что ты уладишь все проблемы, однако хотелось, чтобы во всех невзгодах ты был рядом, как скала, на которую я могу опереться.

Кейд посмотрел на нее. Кивнул. Джессика видела в его лице сожаление. Он все понял. Все.

А потом в его глазах что-то изменилось. Протянув руку, смахнул с ее щеки слезинку и провел большим пальцем по губам.

Джессика почувствовала, что пересекает опасную черту, и надо отступить назад. Но не могла.

Где-то в глубине души она так отчаянно тосковала о нем, тосковала об их жизни вдвоем, что могла сравнить свои страдания с муками героинового наркомана. Эта потребность заслонила собой все: и здравый смысл, и доводы рассудка. Она была сильнее желания контролировать ситуацию, поступать правильно.

Все исчезло, было сметено одним движением его пальца, коснувшегося ее губ. Губы Джессики раскрылись, и она сжала его палец. Вкус его кожи показался божественным.

Кейд замер. Джессика посмотрела ему в глаза. А потом поднялась на цыпочки и наклонила его голову к себе. Поцеловала знакомую маленькую родинку возле уха. Кейд покорно застонал и, взяв в ладони ее лицо, прижался губами к ее губам.

Здравствуй. Добро пожаловать домой.

Его страсть была так же очевидна, как и ее. Кейд не мог оторваться от ее губ. Его язык скользнул в знакомое убежище ее рта, Джессика почувствовала, что тает. Оторвавшись от ее губ, он принялся целовать ее шею, лоб, кончик носа, веки.