Комар заочно учился на третьем курсе ростовского отделения Академии управления МВД. Сокурсники из Ростова-на-Дону регулярно передавали Павлу поездами, проходящими через Энем, учебные материалы, пособия, задания контрольных работ.
Было заранее оговорено: передачи осуществлять через проводника последнего вагона. По телефону назывался номер поезда, а там уже Комар сам ориентировался по графику движения поездов.
Капитан подошел к той части платформы, где обычно останавливаются последние два вагона состава. Взглянул на часы. Было 14 часов 48 минут. До прихода скорого оставалось две минуты. Павел неторопливо раскурил сигарету, размышляя о том, что ростовские коллеги специально приурочили передачу материалов к его дню рождения.
«Знаем мы какие-такие «материалы» вы передали. Небось решили воспользоваться случаем, чтобы доказать, что ваше «Цимлянское игристое» никак не хуже нашего «Абрау-Дюрсо»… Шалишь»…
Капитан только успел улыбнуться пришедшей на ум догадке, как вдали возник контур локомотива.
Комар не ошибся. В посылке из Ростова было пять бутылок отборного вина «Цимлянское игристое».
Перебросившись парой дежурных фраз с молодой розовощёкой проводницей и пожелав ей доброго пути, Павел спустился с платформы к «газику».
— Ну что, Степаныч, продрог? Говорил тебе, надень плащ… Ничего… Вечером согреемся, — Комар показал водителю бутылки.
Отъехали от платформы метров пятьсот.
Вдруг из-за поворота навстречу «газику» вылетела машина «скорой помощи».
Степаныч — он же сержант милиции Иван Тарасюк — едва успел взять правее, чтобы избежать лобового столкновения:
— Как с неба свалился… Идиот! — только и выдохнул водитель.
Комар посмотрел вслед удалявшемуся в сторону железной дороги микроавтобусу.
— Залётная… В нашем районе таких машин нет… Сирена… Мигалка… — рассуждал вслух капитан, вопросительно глядя на Тарасюка.
— Вот что, Степаныч, разворачивайся… Может, что случилось…
Водитель крутанул баранку и «газик» рванул вдогонку за «скорой».
Издали милиционеры увидели, как трое мужчин в милицейской форме и высокая блондинка в белом халате взбежали по лестнице на платформу. Двое беглецов тащили… гроб.
— Эх, ма!.. Чтобы так носили покойников, я ещё не видел. Декорации в театре, и те аккуратней переносят! — Комар неодобрительно покачал головой.
— Да ты посмотри, капитан, как они гроб-то тащат… Головой вперед. Нехристи, да и только! — в тон ему ответил Степаныч.
Едва похоронная команда подбежала к открытой двери последнего вагона, раздался гудок локомотива. Из-за ревущей сирены «скорой» он был едва различим.
Комар и водитель выскочили из «газика», когда состав отходил от платформы. Павел задумчиво посмотрел вслед удалявшемуся поезду, перевёл взгляд на мечущую снопы фиолетовых искр, осиротевшую «скорую помощь».
— Торопились… Эти… — тихо проговорил сержант, — даже мотор не выключили… А двери… — водитель сделал шаг в направлении микроавтобуса.
— Отставить! — приказал капитан. Молча вытащил из кармана плаща записную книжку. — Так и есть! Вот она, голубушка… Из вчерашней ориентировки — 19–49 ККМ. В розыске она. Что-то здесь не так… Ты вот что, Степаныч, побудь здесь. К «газели» ни-ни и других не подпускай, — сказал Комар, накидывая свой плащ на плечи сержанта. Добавил: — Тебя бы сейчас сфотографировать на память… Редчайший случай в милицейской практике — к поезду приехал сержантом, не успел взойти на платформу, глядь — уж капитанские погоны на плечах. Мне бы так продвигаться. Смотришь — маршалом похоронят. Короче, я поехал звонить в Краснодар…
Как только поезд миновал энемский переезд, Ирма, оставив вошедшую с нею в вагон троицу в милицейской форме делить оставшиеся в гробу деньги, уверенным шагом направилась в туалет.
Через пять минут оттуда, опираясь на палочку и беспрестанно подбирая выбивавшиеся из-под чёрного головного платка седые пряди и поправляя сползавшие на нос очки, вышла древняя горбатая старуха.
Прихрамывая, она приблизилась к окну и, перебирая чётки, стала что-то бормотать себе под нос.
Как только на холмике у железнодорожной насыпи появилось древко с красной тряпицей, бабуля обрела несвойственную её возрасту и физическому состоянию прыть.
В два прыжка она оказалась у стоп-крана, резко дёрнула его ручку вниз и, дождавшись начала торможения поезда, вновь подняла ручку вверх.
Из открытых купе по салону вагона понёсся отборный мат: кто-то от резкого толчка свалился с верхней полки, кто-то опрокинул на себя горячий чай, кто-то…
Словом, весь вагон из дремотного состояния перешёл к вынужденному активному бодрствованию.
Первой в салоне появилась молодая проводница, которая ещё минуту назад мило улыбалась начальнику энемской милиции Павлу Ивановичу Комару.
Она озабоченно осмотрела стоп-кран и истошно завопила:
— Люся, это у нас кто-то нахулиганил — пломба сорвана! Бабушка, — проводница обратилась к стоящей рядом горбатой старухе, — вы не видели, кто это сделал?! С кого получать нам штраф?!
— Доченька, да ты громче говори, я ничего не слышу… — прошамкала в ответ горбунья.
Скрежет колёс останавливающегося состава заглушил её слова.
Выглянувшая из дежурного купе вторая проводница равнодушно сказала:
— Мань, а может, это и не у нас, не в нашем вагоне? Ты ведь перед рейсом пломбы не проверяла, нет ведь? То-то же! В общем, свалим на других, если что… Думаю, что ни в одном вагоне нет опломбированных стоп-кранов. Не переживай! Лучше дверь открой, сейчас начальник поезда разбираться придёт. И запомни: стоим стеной — не у нас и всё тут, поняла?!
Поезд, высекая из-под колёс искры, прошёл ещё метров тридцать и остановился, как вкопанный.
Захлопали двери вагонов — это проводники и любопытствующие пассажиры стали выпрыгивать на насыпь, чтобы узнать, в чем дело.
Во всеобщей сумятице никто не обратил внимания на одинокую горбунью, которая, всё так же опираясь на палочку, неспеша двинулась по направлению к холмику с красной тряпицей.
В десяти метрах от него проходило шоссе, где старушка, забыв о горбе, палочке и чётках, проворно нырнула в поджидавшую её белую «Волгу» с основательно забрызганными грязью номерами. Секундой позже в машине оказался и Аслан, следовавший за старушкой…
* * *
Как только «Волга» вырулила на трассу Краснодар — Новороссийск, Ирма обрушила на отца поток упрёков:
— Папа, ты, конечно, лучшего ничего не мог придумать, как оставить меня наедине с этими тремя уголовниками… Боже мой, как они матерились! Я такого мата никогда не слышала и, дай бог, никогда не услышу… А какой от них запах, фу! Они же, как минимум, месяц не имели дела с мылом и водой… Да и вообще, я не понимаю, зачем мне нужно было находиться в их компании — ну и оставались бы со мной Аскер и Руслан — они же со всем прекрасно справились у сберкассы. Нет, папа, что-то ты здесь перемудрил! Зачем надо было переодевать этих уголовников в милицейскую форму?!