На конверте стоял парижский штемпель, а письмо было написано на бланке «Приюта Ксавье для мальчиков». Дейна перечитала каракули еще раз и подняла трубку. Четыре часа ушло на то, чтобы дозвониться до приюта и разыскать мальчика.
– Алло? – раздался нерешительный голосок.
– Кемаль, это Дейна Эванс, – взволнованно прокричала Дейна и, не дождавшись ответа, добавила: – Я получила твое письмо.
Молчание.
– Просто хотела сказать, как я рада, что ты здоров и счастлив и ни в чем не нуждаешься.
Мальчик по-прежнему не отвечал.
– Ну а мне совсем плохо одной, Кемаль. Знаешь почему? Я ужасно скучаю по тебе.
– Вовсе нет, – выдавил Кемаль. – Вы забыли про меня. Я вам не нужен.
– Это не так, Кемаль. Хочешь прилететь в Вашингтон и жить со мной?
– Вы… вы правду говорите?
– Ну конечно. Приедешь?
– Я… я… – Мальчик заплакал.
– Кемаль, послушай же! Я жду тебя! Ты согласен?
– Д-да. Д-да, мэм.
– Я немедленно все устрою.
– Мисс Эванс!
– Что, малыш?
– Я люблю вас.
Дейна с Джеффом гуляли в Уэст-Потомак-парке.
– Знаешь, скоро я буду жить не одна. Недели через две у меня появится сосед.
– Сосед? – удивленно переспросил Джефф. Дейна почему-то обрадовалась ревнивые ноткам в его голосе.
– Да. Его зовут Кемаль. Ему двенадцать лет.
Она рассказала Джеффу историю маленького калеки.
– Кажется, парень неплохой.
– Верно. Но прошел через ад, Джефф. Мне необходимо сделать все, чтобы он забыл.
– Я с тобой, Дейна.
Эту ночь они впервые провели вместе.
Только непосвященным кажется, что на свете существует один Вашингтон. На самом деле их два: первый – величественный город с древней архитектурой, знаменитыми музеями, прославленными памятниками великим людям прошлого, монументами… город зеленых парков, цветущих вишен и живительного воздуха. И второй – обитель бездомных, скопище трущоб, место, где самая ужасающая статистика уголовных преступлений в Америке, лабиринт грязных дыр, давших приют убийцам и грабителям.
«Монро Армз» – элегантный отель, один из многих в столице, с бутиками на первом этаже, уютно пристроившийся невдалеке от перекрестка Двадцать седьмой и К-стрит. Владельцам нет нужды рекламировать его – здесь останавливаются в основном постоянные клиенты. Хозяйкой отеля была Лэра Камерон, разбогатевшая на торговле недвижимостью.
Управляющий, Джереми Робинсон, как раз проверял работу вечерней смены и озадаченно изучал регистрационную книгу, снова и снова перечитывая имена обитателей самых дорогих номеров-люкс, словно хотел убедиться, что в списке нет никакой ошибки.
В номере 325 когда-то знаменитая актриса репетировала роль, готовясь, если верить «Вашингтон пост», к триумфальному возвращению на сцену.
Над ней, в номере 425, расположился известный торговец оружием, регулярно посещавший Вашингтон. В книге он записался под именем Дж.Л.Смита, но, судя по внешности, скорее был уроженцем одной из стран Среднего Востока. Мистер Смит был любимцем обслуги, поскольку не скупился на чаевые.
В номере 525 поселился Уильям Квинт, конгрессмен, возглавлявший комиссию по борьбе с наркомафией.
Номер 625 снимал комиссионер по продаже компьютерных программ, приезжавший в столицу раз в месяц.
Обитателем номера 725 был Пэт Мэрфи, международный лоббист.
Пока все в порядке. Все на своем месте. Каждый гость был хорошо знаком управляющему. Вот только верхний, номер 825! Самый роскошный в отеле и обычно державшийся в резерве для наиболее значительных особ. Он занимал весь восьмой этаж. Элегантная мебель, бесценные картины и статуи, дорогой антиквариат. Отдельный лифт, спускавшийся прямо в подземный гараж, чтобы гости, желавшие избежать излишней огласки, могли приходить и уходить незамеченными.
Джереми Робинсона сбивало с толку имя в книге. Юджин Гант. Подлинное ли оно, или какой-то любитель романов Томаса Вулфа решил пошутить?
Карл Горман, дневной портье, принимавший так называемого мистера Ганта, давно сменился, и найти его было вряд ли возможно, тем более что он собирался в отпуск. Робинсон ненавидел загадки и тайны. Кто такой Юджин Гант и почему получил суперлюкс?
На третьем этаже, в номере 325 дейм [12] Гизела Баррет готовилась к спектаклю. Эта величественная шестидесятисемилетняя женщина когда-то потрясала своей игрой публику всех театров Европы и Америки – от лондонского Вест-Энда до Бродвея. Критики пели ей дифирамбы. Зрители обожали и преклонялись.
До сих пор лицо ее хранило следы прежней красоты, ныне почти стертой разочарованием и горечью. Гизела только что прочла статью в «Вашингтон пост». Этот идиот считает, будто она приехала в столицу, чтобы возобновить карьеру. Вернуться! Да как он смеет! Она никогда не сходила со сцены! Правда, прошло больше двадцати лет с тех пор, как дейм Баррет в последний раз была занята в спектакле, но лишь потому, что великой актрисе необходимы достойная ее роль, блестящий режиссер и щедрый продюсер. Нынешние режиссеры – просто зеленые самонадеянные молокососы, понятия не имеющие о величии и благородстве истинного театра, а такие понимающие продюсеры, как Х.М.Тенант, Бинки Бомон, С.Б.Кохран, – где они теперь? Даже вполне приемлемые и достаточно компетентные американцы, вроде Хелберна, Беласко и Голдена, давно отошли от дел.
Ничего не поделать, все когда-нибудь кончается. Современным театром заправляют выскочки и невежды, ухитрившиеся каким-то образом набить карманы, не имея ни соответствующего воспитания, ни приличных манер. Ах, прежние сказочные времена, от них остались лишь воспоминания. Тогдашние драматурги были наделены божественным даром. Дейм Баррет дебютировала в роли Элли Данн в пьесе Шоу «Дом, где разбиваются сердца».
Как восторгались критики! Бедный Джордж! Он ненавидел это имя! Предпочитал, чтобы его звали Бернард. Его считали злым и язвительным, но в душе он был истинным романтиком. Посылал ей цветы. Красные розы. И оказался слишком застенчивым, чтобы отважиться на большее. Возможно, боялся, что она его отвергнет.
Роль, которую Гизела выбрала для бенефиса, считалась одной из самых сложных и трагических. Роль леди Макбет. Такое не всякой актрисе под силу!
Дейм Баррет села лицом к стене, чтобы ничто ее не отвлекало, набрала в грудь побольше воздуха и начала монолог:
– Ко мне, о духи смерти! Измените
Мой пол. Меня от головы до пят
Злодейством напитайте. Кровь мою
Сгустите. Вход для жалости закройте,