– Денег у меня с собой нет, cara, но в один прекрасный день...
Вот тогда-то она и набросилась на него, как дикая кошка.
* * *
Иво размышлял об этом, когда, выйдя из квартиры Донателлы (теперь он так называл их квартиру), сел в машину и, свернув с забитой автомобилями виа Кассиа, помчался во весь опор домой в Олгиата. Взглянул на свое отражение в обзорном зеркале. Крови уже не было, но было видно, что царапины свежие. Он посмотрел на свою окровавленную рубашку. Как объяснит он Симонетте происхождение царапин на лице и спине? В какое-то мгновение Иво решил рассказать ей всю правду, но тотчас отогнал от себя эту безумную мысль. Он бы, конечно, мог, скажем, набравшись наглости, сказать Симонетте, что в минуту душевной слабости переспал с женщиной и она от него забеременела, и, может быть, как знать, ему удалось бы чудом выжить. Но трое детей. И в течение трех лет?
Жизнь его теперь и гроша ломаного не стоит. Домой же он обязательно должен вернуться сегодня, так как к обеду они ждали гостей и он обещал Симонетте нигде не задерживаться. Ловушка захлопнулась. Развод был неминуем. Помочь ему теперь может разве что святой Генаро, покровитель чудес. Взгляд его случайно упал на одну из вывесок, в обилии пестревших по обе стороны улицы. Он резко сбавил ход, свернул к тротуару и остановил машину.
Тридцатью минутами позже Иво въехал в ворота своего дома. Не обращая внимания на удивленные взгляды охранников при виде его оцарапанного лица и окровавленной рубашки, он проехал по лабиринту извилистых дорожек, пока не выбрался на дорогу, ведущую к дому, возле крыльца которого и остановился. Припарковав машину, открыл входную дверь и вошел в гостиную. В комнате были Симонетта и Изабелла, старшая дочь. Симонетта взглянула на него, и на лице у нее отразился ужас.
– Иво! Что случилось?
Иво неловко улыбнулся, превозмогая боль, и робко признался:
– Боюсь, cara, я сделал одну маленькую глупость...
Симонетта приблизилась к нему, настороженно вглядываясь в царапины на его лице, и он заметил, как сузились ее глаза. Когда она заговорила, в голосе ее зазвучал металл:
– Кто оцарапал тебе лицо?
– Тиберио, – объявил Иво.
Из-за спины он вытащил огромного, шипящего и упирающегося всеми лапами серого кота, который вдруг резким движением вырвался из его рук и умчался в неизвестном направлении.
– Я купил его Изабелле, но этот черт набросился на меня, когда я попытался запихнуть его в корзинку.
– Povero amore mio! – Симонетта бросилась к нему. – Angelo mio! Иди наверх и ляг. Я вызову врача. Сейчас принесу йод. Я...
– Нет-нет, не надо. Все в порядке, – храбро сказал Иво.
Когда она нежно попыталась обнять его, он скривился от боли.
– Боюсь, он оцарапал мне и спину.
– Amore! Как ты, наверное, страдаешь!
– Да нет, пустяки, – сказал Иво. – Я прекрасно себя чувствую.
И это было чистой правдой. В передней раздался звонок.
– Пойду посмотрю, кто там, – сказала Симонетта.
– Нет, я пойду, – быстро сказал Иво. – Мне... Мне должны занести важные бумаги на подпись.
Он почти бегом направился к входной двери и открыл ее.
– Синьор Палацци?
– Si.
Посыльный в серой униформе протянул ему конверт. Внутри лежала телеграмма от Риса Уильямза. Иво быстро пробежал ее глазами. И в глубокой задумчивости остался стоять у открытой двери.
Затем, глубоко вздохнув, закрыл дверь и пошел наверх переодеваться. Вот-вот должны были приехать гости.
Буэнос-Айрес
Понедельник, 7 сентября – 15.00
Автодром Буэнос-Айреса в одном из пыльных пригородов столицы Аргентины был до отказа набит зрителями, пришедшими посмотреть на чемпионат мира по кольцевым гонкам. Это была гонка по треку протяженностью четыре мили, состоявшая из 115 кругов. Под лучами нестерпимо жаркого солнца соревнование продолжалось уже пять часов, и от стартового числа в тридцать участников на треке оставалось десять самых упорных. На глазах толпы творилась история. Такой гонки еще никогда не бывало, и вряд ли возможно ее повторение. В чемпионате участвовали гонщики, чьи имена при жизни уже стали легендой: Крис Амон из Новой Зеландии, Брайан Редман из Ланкашира, итальянец Андреа ди Адамичи на «Альфа-Ромео Типо-33», Карлос Маркос из Бразилии на «Марк-Формуле-1», обладатель приза бельгиец Джекки Икс и швед Рейне Вайзель на «БРМ».
Трасса походила на сошедшую с ума радугу с носившимися по ее замкнутому овалу красными, зелеными, черными, белыми и золотыми «феррари», «брадхами», «макларенами М19-Ас» и «лотус-формулами 3с».
Один за другим сходили с трассы гиганты. Крис Амон шел четвертым, когда у него вдруг заклинило дроссель. Не справившись с управлением, он, перед тем как успел сбросить газ, колесом задел «купер» Редмана, и обе машины выбыли из состязания. Теперь первым оказался Рейне Вайзель, за ним, плотно прижимаясь сзади к «БРМ», Джекки Икс. У дальнего поворота у «БРМ» вдребезги разлетелась коробка передач, машина вспыхнула и завертелась волчком. В огненный водоворот попал и плотно шедший сзади «феррари» Джекки Икса.
Толпа безумствовала.
Вперед группой вырвались трое гонщиков: Жоржи Амандарис из Аргентины на «сюртэ», Нилс Нилссон из Швеции на «матре» и Мартель из Франции на «Феррари-312 Б-2». Они бешено неслись вперед, увеличивая скорость на прямой и не тормозя на поворотах.
Во главе группы шел Жоржи Амандарис, и аргентинцы, болея за своего, ревели от восторга. Чуть позади, вцепившись в руль красно-белой «матры», несся Нилс Нилссон, а замыкал группу черно-золотой «феррари» Мартеля из Франции.
До этого момента французская машина была не очень заметной в гонке. Но за последние пять минут она вышла сначала на десятую позицию, затем на седьмую, затем на пятую. И неуклонно продвигалась дальше. Теперь толпа следила за тем, как она пошла на обгон Нилссона. Три передние машины к этому времени развили скорость более 180 миль в час. Это было опасно на таких тщательно выверенных треках, как Брэндз-Хэтч и Уоткинз-Глен, на грубом же аргентинском треке это было равносильно самоубийству. Сбоку трассы у финиша стоял одетый во все красное судья с поднятым знаком, на котором крупно стояло: ПЯТЬ КРУГОВ.
Черно-золотой «феррари» попытался обойти «матру» с внешней стороны, но Нилссон взял чуть правее, заблокировав проход французскому гонщику. Оба нагнали немецкую машину, шедшую по внутренней дорожке. Вот Нилссон поравнялся с ней. Французская машина, сбавив ход, приткнулась плотно за ними. Выбрав момент, она, бешено взвыв мотором, ринулась в просвет между немцем и шведом. Те ошарашенно пропустили ее вперед, и она вышла на вторую позицию. Толпа, с замиранием сердца следившая за этими опасными маневрами француза, разразилась восторженными криками и аплодисментами.