– А почему ты назвал ее стомиллионнодолларовой?
– Потому что на ее оборудование ушло ровно сто миллионов долларов. Видишь на полках все эти препараты? На них нет названий, только номера. Это то, что не попало на рынок. Наши неудачи.
– Но сто миллионов долларов?
– На каждое новое лекарство, которое оказывается удачным, около тысячи приходится отправлять на эти полки. Над некоторыми из лекарств ученые бились долгие десятилетия, и они все равно попали в эту комнату. Мы иногда тратим от пяти до десяти миллионов долларов на исследование и изготовление одного только препарата, а потом выясняется, что он неэффективен или кто-то уже изготовил его раньше нас. Мы их не выбрасываем, потому что всегда среди наших ребят найдется мудрая голова, которая пойдет собственным путем, и тогда эти препараты могут ей пригодиться.
Расходы на научные исследования поражали ее воображение.
– Пошли, – сказал Рис, – покажу тебе еще одну комнату издержек.
Они перешли в другое здание, на этот раз никем не охраняемое, и вошли в комнату, также сплошь уставленную полками с бутылочками и скляночками.
– Здесь мы регулярно теряем целое состояние, – сказал Рис, – но планируем эту потерю заранее.
– Непонятно.
Рис подошел к одной из полок и снял с нее бутылочку. На этикетке стояло: «Ботулизм».
– Знаешь, сколько случаев заболевания ботулизмом было зарегистрировано в прошлом году в Штатах? Двадцать пять. А мы тратим миллионы долларов, чтобы это лекарство не сошло с производства.
Он не глядя снял другую бутылочку.
– Вот средство от бешенства. И так далее. Вся комната заполнена препаратами и лекарствами от редких заболеваний, от укусов змей, отравления ядовитыми растениями... Мы бесплатно поставляем их армии и в больницы. Это наш вклад в социальное благосостояние страны.
– Это прекрасно, – сказала Элизабет.
«Сэмюэлю это бы понравилось», – подумала она. Рис повел Элизабет в облаточный цех, где подаваемые на конвейер пустые бутылочки стерилизовались, наполнялись таблетками, обклеивались этикетками, закупоривались ватой, закрывались и запечатывались. И все это делалось с помощью автоматов.
В комплекс входили также стеклодувный цех, центр архитектурного планирования и отдел по недвижимости, занятый скупкой земли для производственных нужд концерна. В одном из зданий находились десятки людей, писавших, редактировавших и издававших буклеты на пятидесяти языках.
Некоторые из цехов напоминали Элизабет оруэлловский роман «1984». Стерилизационные помещения были залиты жутковатым ультрафиолетовым светом. Соседние с ними помещения были окрашены в различные цвета – белый, зеленый или голубой, – и рабочая одежда занятых в них людей была соответствующего цвета. Если кому-либо из них приходилось входить или выходить из цеха, они могли это сделать, только пройдя через стерилизационное помещение. Рабочие в голубом на целый день запирались в своей комнате. Перед обедом, или перерывом, или если им понадобится выйти в туалет, они обязаны были снять с себя рабочую одежду, пройти в нейтральную зеленую зону и переодеться. По возвращении процесс повторялся в обратном порядке.
– Думаю, сейчас тебе станет еще интереснее, – сказал Рис.
Они шли по серому коридору исследовательского блока. Подойдя к двери, на которой висела табличка: «ВНИМАНИЕ! ПОСТОРОННИМ ВХОД ВОСПРЕЩЕН», Рис толкнул ее и пропустил Элизабет вперед. Пройдя затем через другую дверь, они очутились в тускло освещенном помещении, заставленном сотнями клеток с животными. Воздух здесь был спертым, жарким и влажным, и Элизабет показалось, что она попала в джунгли. Когда глаза ее привыкли к полумраку, она разглядела в клетках обезьян, хомяков, кошек и белых мышей. У многих из них на теле проступали зловещего вида шишки и нарывы. У некоторых были обриты головы, и из них торчали вживленные туда электроды. Некоторые из зверьков пищали или без умолку тараторили, взад и вперед носились по клеткам, другие были неподвижны и, казалось, находились в бессознательном состоянии. Шум и вонь были нестерпимыми. Это был ад в миниатюре. Элизабет подошла к клетке, где сидел маленький белый котенок. Часть его мозга была оголена, и из нее в разные стороны торчало несколько тонких проволочек.
– Что... для чего все это? – пролепетала Элизабет.
Высокого роста бородатый молодой человек, делавший в блокноте какие-то пометки, пояснил:
– Мы испытываем новый транквилизатор.
– Надеюсь, испытания будут успешными, – сказала Элизабет. «Во всяком случае, мне бы он сейчас не помешал». И, пока ей совсем не стало дурно, она поспешила выйти из комнаты.
Рис выскочил вслед за ней.
– Тебе плохо?
– Нет, все в порядке, – набрав в грудь побольше воздуха, слабым голосом сказала Элизабет. – Неужели все это так необходимо?
Рис с укоризной посмотрел на нее и ответил:
– От этих опытов зависит жизнь многих людей. Ты только представь себе, что более трети из тех, кто родился в пятидесятые годы, живы благодаря лекарствам. А ты говоришь, зачем опыты.
Больше таких вопросов она ему не задавала.
* * *
На осмотр только основных, ключевых подразделений комплекса у них ушло шесть дней. Элизабет чувствовала себя полностью разбитой, голова у нее шла кругом. А ведь она ознакомилась всего лишь с одним из заводов Роффа. А по белу свету таких вот заводов было разбросано десятки, а то и сотни.
Поражали факты и цифры.
– Чтобы в продажу поступило то или иное лекарство, нам необходимо затратить от пяти до десяти лет на исследования, но даже и тогда из каждых двух тысяч опытных образцов на рынок поступает лишь три апробированных лекарственных препарата.
– ...В одном только отделе контроля за качеством продукции «Рофф и сыновья» держат триста человек.
– ...Количество рабочих, занятых в концерне, включая все его зарубежные подразделения, достигает полумиллиона.
– ...В прошлом году общий доход концерна составил...
Элизабет слушала и с трудом переваривала цифры, которыми без устали сыпал Рис. Она знала, что концерн огромен. Но слово «огромен» было слишком абстрактным. Перевод его на конкретные количества занятых в нем людей и сумму денежного оборота поражал воображение.
В ту ночь, лежа в постели и вспоминая все, что видела и слышала, Элизабет чувствовала, что явно села не в свои сани.
Иво: Поверь мне, cara, правильнее будет позволить нам самим все решить. Ты в этом ни капельки не смыслишь.
Алек: Думаю, что надо разрешить продажу, но у меня ведь могут быть свои интересы.
Вальтер: Какой вам смысл лезть в это дело? Получите деньги и уезжайте куда хотите, тратьте их в свое удовольствие.
«Они правы, – думала Элизабет. – Надо убираться отсюда подобру-поздорову, и пусть делают с фирмой что хотят. Это дело мне не по плечу».