Вечером этого дня Элизабет уже летела обычным рейсовым самолетом в Берлин.
* * *
Вальтер Гасснер нервничал.
Они сидели в угловом кабинете верхнего обеденного зала в «Папийоне» на Курфюрстендамм. Обычно, когда Элизабет приезжала в Берлин в прошлые времена, Вальтер всегда настаивал, чтобы они обедали у них дома, с ним и Анной. На этот раз приглашения не последовало. Вместо этого он предложил ей встретиться в ресторане. Когда он пришел, Анны с ним не было.
Вальтер Гасснер все еще походил на юношески стройного и подтянутого киногероя, но кое-где внешний глянец несколько пооблупился и потускнел. Лицо его выглядело озабоченным и напряженным, а руки ни на секунду не оставались в покое. Что-то явно сильно угнетало и тревожило его. Когда Элизабет осведомилась об Анне, он уклончиво сказал:
– Анна себя не очень хорошо чувствует. Потому и не пришла.
– Что-нибудь серьезное?
– Нет, нет. Все будет в порядке. Она дома, отдыхает.
– Я позвоню ей и...
– Лучше не надо ее беспокоить.
Это был странный и непонятный разговор, совершенно не в духе Вальтера, которого Элизабет всегда считала полностью открытым, не считающим нужным скрывать свои чувства.
Элизабет перевела разговор на Эмиля Джипли.
– То, над чем он работает, нам необходимо как воздух, – сказала она.
Вальтер кивнул:
– Это будет грандиозная штука.
– Я попросила его докладывать о ходе экспериментов только мне лично.
Внезапно руки Вальтера прекратили свое беспрестанное движение. Это было подобно крику. Он посмотрел на Элизабет и спросил:
– Зачем вы это сделали?
– Я не имела в виду вас обидеть, Вальтер. Я бы это сделала в любом случае и с любым членом Совета. Просто я хочу вести дело, как сама считаю необходимым.
Вальтер снова кивнул:
– Понятно.
Но руки так и остались спокойно лежать на столе.
– У вас на это все права.
Он через силу улыбнулся ей, и она заметила, с каким трудом ему это далось.
– Элизабет, – сказал он. – На имя Анны записан пакет акций на огромную сумму. Она же не может получить за них ни гроша без вашего согласия. Но ей это очень необходимо. Я...
– Простите меня, Вальтер, но я против того, чтобы в настоящее время позволить свободную продажу акций.
Руки его снова нервно забегали.
Герр Юлиус Бадратт был тощим, сухоньким человечком, напоминавшим богомола, одетого в черный сюртук. Его словно нарисовала неумелая детская рука, таким он был схематично-угловатым. Ручки-спички, ножки-спички и недорисованная голова на тщедушном тельце. Он неподвижно сидел напротив Элизабет за огромным столом в конференц-зале «Роффа и сыновей». Слева и справа от него сидели еще пятеро банкиров. Все они были одеты в черные сюртуки с манишками, белые рубашки и черные галстуки. Они, казалось Элизабет, не столько оделись в парадные костюмы, сколько натянули на себя рабочие спецовки. В душе Элизабет при виде их холодных, безразличных лиц шевельнулось недоброе предчувствие. Незадолго до открытия совещания Кэйт внесла в зал поднос с кофе и только что выпеченными, восхитительно пахнущими пирожными. Все мужчины как один отказались от угощения. Так же ранее они отклонили приглашение Элизабет отобедать с ней. Она решила, что это плохой знак. Весь вид их говорил, что они пришли получить причитающиеся им деньги.
Элизабет начала:
– Прежде всего благодарю вас, что вы любезно согласились сегодня прийти сюда.
В ответ они пробормотали что-то учтиво-невразумительно-вежливое.
Она набрала в грудь побольше воздуха.
– Я пригласила вас, чтобы попросить о продлении сроков уплаты тех сумм, которые «Рофф и сыновья» вам задолжали.
Юлиус Бадратт мелко-мелко затряс головой.
– Простите меня, мисс Рофф. Мы уже имели честь уведомить...
– Я не закончила, – перебила его Элизабет и, окинув их всех взглядом, продолжила: – На вашем месте я бы отказала.
Они быстро взглянули на нее, затем в недоумении друг на друга.
– Если раньше вас одолевали сомнения по поводу возможности получить долги с «Роффа и сыновей», когда президентом был мой отец – а он, как известно, был блестящим бизнесменом, – то имеет ли смысл продлевать сроки теперь, когда у руля концерна встала женщина, которая ничего не смыслит в деле?
– Вы сами ответили на свой вопрос, – сухо сказал Бадратт. – У нас нет никакого желания...
– Я не закончила, – снова сказала Элизабет.
Теперь они настороженно наблюдали за ней. Она посмотрела на каждого из них в отдельности, удостоверившись в полном их внимании. Это были швейцарские банкиры, которыми восторгались и к которым с уважением относились их коллеги во всех частях финансового мира. Чуть наклонясь вперед, они выжидательно смотрели на нее, и в их глазах светилось любопытство.
– Вы уже длительное время сотрудничаете с «Роффом и сыновьями», – продолжала Элизабет. – Уверена, что большинство из вас хорошо знали моего отца, и если это так, то, несомненно, он пользовался у вас уважением и доверием.
Некоторые из банкиров утвердительно кивнули.
– Уверена, господа, – невозмутимо продолжала Элизабет, – что многие из вас чуть не поперхнулись своим утренним кофе, когда узнали, что его место заняла я.
Один из банкиров улыбнулся, затем расхохотался.
– Вы абсолютно правы, мисс Рофф, – сказал он. – Может, это и невежливо с моей стороны, но думаю, что выражу общее мнение, когда вашими же словами скажу – мы действительно чуть не поперхнулись своим утренним кофе.
Элизабет простодушно улыбнулась.
– Я вас не виню. Уверена, что со мной приключилось бы то же самое.
Один из банкиров сказал:
– Одного не могу понять, мисс Рофф. Если все мы заранее знаем об исходе этого совещания, – он выразительно развел руками, – то почему мы все еще здесь сидим?
– Потому, – ответила Элизабет, – что вы самые известные и крупные банкиры в мире. Не думаю, что вы достигли таких высот, глядя на все исключительно сквозь призму долларов и центов. Если это так, то вместо вас мог бы вести дело любой из ваших бухгалтеров. Полагаю, что в банковском деле не только это определяет успех.
– Все это верно, мисс Рофф, – сказал один из банкиров, – но мы коммерсанты и...
– А «Рофф и сыновья» тоже коммерческое предприятие. К тому же огромное. Честно говоря, я и сама не предполагала, насколько огромное, пока не села в это кресло. Даже трудно себе представить, сколько людей в мире обязаны ему собственной жизнью. А какой вклад внесли мы в медицину! А жизни скольких людей и поныне зависят от концерна? Если...