Я провела рукой по лбу. Похоже, ситуация складывается совсем скверно.
Эва исчезла и не откликается на мои звонки.
В нашем городе убит иностранец. Француз.
Если бы это был американец или англичанин, поводов для беспокойства у меня было бы меньше.
И наконец, скуластная женщина в черном, стоявшая у моего дома. Кого она высматривала? Сомнений здесь быть не могло. Конечно, Эву! Каким-то образом она узнала о том, что она здесь.
Я обхватила руками голову. Во что же вляпалась моя сестренка? И неужели Денис прав, утверждая, что она связана с неким криминалом, и приехала, чтобы замести следы?
А если нет? То как объяснить все эти факты?
Я быстренько запихнула мусор в ведро и только подошла к лестнице, как приехал Денис. Он, конечно, отругал меня как следует. Я оправдывалась, как могла и напирала на то, что мне ужасно захотелось пить – ну просто все во рту пересохло – и для большей убедительности открывала рот, как актриса театра мимики и жеста. Кажется, Денис мне поверил и даже немного смягчился. Под его чутким руководством я отправилась обратно в постель, и он пообещал больше никуда не уезжать, раз я такая прыткая и бестолковая – при температуре все норовлю выпрыгнуть из постели и расхаживать по дому.
Такой домашний арест меня категорически не устраивал. Я-то надеялась в ближайшие два-три дня поправиться и приступить к поискам Эвы. Мне почему-то казалось, что она до сих пор в нашем городе.
– Я купил курицу! – кричал Денис из кухни. – Больные всегда едят курицу и пьют куриный бульон. Он жутко полезный.
– Я не хочу есть.
– Тебя никто не спрашивает.
– Я что уже не имею права голоса?
– Не имеешь! – весело кричал Денис. Похоже, он был ужасно рад получить меня в свое полное и безоговорочное распоряжение. Пусть даже и больную – со спутанными волосами и покрасневшими как у кролика глазами.
Мне пришлось выпить чашку несоленого бульона и съесть куриную ножку. При этом Денис заботливо подложил под мою голову две подушки, чтобы мне было удобнее сидеть. На мои возражения, что я могу доковылять до веранды и пообедать там, он решительно махал рукой и носился вверх-вниз с тарелками. За бульоном последовали котлеты и жареная картошка.
– Я и не знала, что ты умеешь готовить, – сказала я с набитым ртом.
– Научился. Жизнь заставила. Еще добавки?
– Ни-ни. А то я буду жирной и толстой.
– Я тебя люблю всякой.
Я осеклась.
– Попить можно, – спросила я, стараясь не смотреть на него.
– Конечно. – Он как-то разом поскучнел и тоже старался не смотреть на меня, забирая у меня поднос с тарелкой.
Через день температура спала, и я сказала Денису, что вполне могу справляться сама; мне хотелось остаться одной и все хорошенько обдумать.
Наконец Денис уехал, и я почувствовала себя свиньей. Он так трогательно ухаживал за мной, так старался. А я…
Я тряхнула волосами и отогнала угрызения совести. У меня были дела поважнее…
Закрыв за ним калитку, я вернулась на веранду, позвонила Милочке и услышала ее веселый возглас:
– А у нас сейчас день рождения у шефа… И он пригласил всех на-а-с в рестора-а-н-н. Я хотела взять Васю, а шеф сказал – «нет». Одна приходи. – Милочка хихикнула. – А я-то надеялась, что Васька приревнует, когда увидит, какие знаки внимания мне босс оказывает.
Смутно я вспомнила, что Милочка рассказывала о своем шефе – классный профессионал, разведен, периодически пытается ухаживать за ней. Но она стойко держит оборону. В моем представлении шеф был пузатым дяденькой лет пятидесяти с первыми признаками облысения и одышки.
– Ну хорошо. Сходи, развеешься после той истории.
– И не говори, – пропела Милочка. Судя по всему, она была в игривом настроении.
– Что-то случилось?
– Нет, – хихикнула она. – Просто так.
– Мил! У меня к тебе одно дело есть.
– Давай завтра.
– Мне срочно позарез, и на завтра я откладывать никак не могу. При всем желании.
– Саш! Я уже с работы ухожу. Мне еще нужно съездить домой переодеться. Не поеду же я на день рождения в джинсах и футболке.
– Во сколько вы начинаете сабантуй?
– В пять.
– Рановато.
– Шеф так решил. Сказал, что нам всем надо хорошенько повеселиться и отдохнуть.
– Правильно решил. Повезло тебе с шефом.
– Так откладываем твое дело до завтра?
– Нет. Я к тебе заскочу до пяти. Прямо сейчас выезжаю.
– Но не минутой позже. Я ждать не стану, иначе буду некрасиво выглядеть. У Павла Николаевича праздник, и портить его я не имею никакого права. Он сказал, чтобы все были вовремя.
– Я успею, – пообещала я.
Как на грех, попутки до города никакой не было, и я шлепала по шоссе, время от времени оборачиваясь назад и высматривая машину. Но все ехали мимо, несмотря на мои отчаянные сигналы. Наконец одна из машин притормозила, и парень лет двадцати сверкнул на меня глазами.
– Садись!
– Мне до города.
– Я понял.
– Сколько? – запоздало спросила я, усаживаясь на сиденье.
– Сколько дашь?
– Пятьдесят рублей.
– Сойдет.
На прощание он попросил у меня телефончик, я дала фальшивый и подумала, что несмотря на красные глаза и немытые волосы, я могу еще кому-то нравиться.
Контора, в которой работала Мила, находилась в историческом здании в центре города. Охранник долго и придирчиво изучал мой паспорт, потом выдохнул.
– Проходите. А Людмила Сапрыкина знает о вашем приходе?
– Знает, – успокоила я его.
– Налево по коридору.
Но я уже шла вперед.
Милочка была в комнате одна. Она вертелась перед зеркалом и примеряла бледно-розовое платье.
– Съездила домой?
– Ага! Ну как? Не похожа я в нем на корову?
– Только на симпатичного поросенка, – утешила я ее.
– Ну, ты всегда так шутишь, – надула губки Милочка, – что я просто не знаю, как на это реагировать.
– А ты никак не реагируй. Просто пропускай мимо ушей.
– Пропуска-а-й мимо ушей, – пропела она, явно не слушая меня.
– Мил! У меня такое дело, – сказала я, усаживаясь на стул. – Но сначала можно чай-кофе выпить.
– Чай-кофе, – протянула Милочка, вертясь перед зеркалом. – Что? – Она посмотрела на меня.
– Слава богу! Я попала в центр твоего внимания. Можно чай или кофе?