Столы ломились от угощений – белая и красная рыба, закуски, салаты, бутылки вин… Народу, на мой взгляд, было много – почти весь зал.
Мила подскочила к нам.
– Где ты ходила? – набросилась она на меня. – Сейчас начнется самое интересное. Цыганский хор приехал.
– Я подарок выбирала. Вот. – Я полезла в пакет и достала кружку. – На память о нашем городе. Если вы уедете…
Павел Николаевич посмотрел на Милу.
– В мои планы это пока не входит.
Милочка вспыхнула и сказала преувеличенно громко:
– Пойдемьте к столу. Сейчас музыка будет.
Шеф рванул вперед, оставив нас одних.
– Мил! – шепотом спросила я. – Это у вас такая контора большая? А ты мне говорила – семь человек.
– Это он почти всех, кто с нами в одном здании сидит, пригласил. Для знакомства, сказал. А то мало народу – неинтересно. Праздник не получится, выйдет скукотища одна.
– Щедрый человек.
– Ага. Ну я пойду. Ты где сядешь?
– Мне все равно.
– Садись тогда рядом со мной.
– Мил! У меня же дело к тебе…
– Потом, потом! – замахала она руками.
Цыганский хор старался на славу. Молодой человек с длинными кудрявыми волосами и скрипкой в руке – солировал, выводя то жалобные, то радостно– залихватские рулады. Народ сначала налегал на закуску, потом, приложившись к колелкционным винам, раскраснелся, обмяк и стал подпевать цыганам нестройными, но громкими голосами.
Баранов поминутно наклонялся к Миле и что-то шептал ей на ухо. Она смеялась и качала головой, потом покраснела и закусила губу. Они встали из-за стола и направились к выходу. Я решила перехватить Милу и обратиться к ней со своей просьбой.
Когда я вышла в холл, там уже никого не было. Я подумала, что они пошли вперед – туда, где были туалеты, и направилась в ту сторону.
Их голоса я услышала из-за неплотно прикрытой двери.
– Лютик! – ласково говорил Павел Николаевич. – Ну чего ты от меня бегаешь? Разве я похож на монстра или крокодила?
– Нет, – голос Милы звучал непривычно жалобно. – Я не бегаю. Просто… – она замолчала и издала протяжный вздох.
– А в чем дело?
Я похолодела. Вот сейчас она признается в том, что у нее есть «большая и светлая» любовь. И все пойдет насмарку, вряд ли ее шефу понравится конкуренция с каким-то «Васьком». Я решительно потянула дверь на себя.
– Мила! Я ищу тебя!
Мне казалось, что Мила была готова вот-вот заплакать.
Павел Николаевич стоял, засунув руки в карманы, с выражением крайней досады на лице.
Ни слова ни говоря, он развернулся и вышел из комнаты.
Это была комната отдыха, где в углу стояла парочка кальянов, а на журнальном столике лежали шахматы и нарды.
– Чего тебе?
– Мил! Я случайно слышала ваш разговор.
– И что? – вспыхнула Милочка.
– Ты же не собиралась говорить о Васе. Правда?
– Собиралась, – упрямо сказала Милочка. – Как раз собиралась.
– Зачем?
– Затем. Он мой парень и я не хочу ему изменять.
– Он твой парень вот уже семь лет. И будет твоим парнем всю жизнь. Неужели ты до сих пор не поняла это? Он тебе просто морочит голову. А ты глотаешь все его выходки.
– Да… но… – Мила опустила голову и расплакалась. – Я… ничего не знаю, – шепотом сказала она.
Я поняла, что это тот случай, когда лучше сказать правду. Несмотря ни на что. Какой бы она не была. Если я, конечно, настоящий друг.
– Мил! Ты, конечно, можешь выгнать меня взашей и перестать со мной общаться, но Вася к тебе относится также как ко всем своим девушкам. Ни лучше и не хуже. Ты для него одна из… многих, – заключила я. – И он на тебе никогда не женится.
– Почему? – быстро спросила Мила.
– Потому… Мучжины либо женятся сразу, либо никогда. Он уже привык к такому положению вещей и зачем ему что-то менять? Он за все это время ни разу не сказал, что хотел бы видеть тебя своей женой или что-то в этом роде. Или я ошибаюсь?
– Нет, – Мила достала из сумочки крохотный белый платок и высморкалась. – Не ошибаешься.
– В чем же дело?
– Не знаю, – и она опять расплакалась.
– Ты просто боишься перемен. Женщины – страшные трусихи. Мужики, правда, еще большие трусы. Но кардинальных перемен боятся все. Поэтому и проблемы… Многим удобней жить в привычной норке, никуда не высовываясь. Пусть плохо, но это плохо привычное и родное. А так – надо все менять, на что-то решаться. Это потом придет сожаление – ах, упустила свой шанс, ах, надо было не раздумывать и не тянуть резину… Но это придет потом, когда поезд уже давно уйдет.
– И что ты мне предлагаешь?
– Ничего. Хотя бы не отпихивай мужика. Он к тебе тянется всей душой. А ты…
– Тянется. Он мне браслет подарил. Только что. Перед самым своим днем рождения. И сказал, что этот подарок ни к чему не обязывает. – Мила подняла руку, и на ней блеснул тонкий золотой браслет. – Он сказал, что ему приятно делать мне подарки. Просто так. Представляешь?
– А когда тебе Вася в последний раз что-то дарил? На восьмое марта? Букет тюльпанов или мимоз.
– Я ничего не знаю, – снова повторила Мила. – Ничего.
– Мил! – я взяла ее за руку. – Не будь дурочкой, ладно? Больше я тебя ни о чем и не прошу.
Она вырвала руку и покраснела.
– Ладно. И о чем ты хотела со мной поговорить?
– Твоя мать работает в городской администрации, у нее – связи, контакты. Мне нужно знать: где остановилась одна женщина… – я помедлила. – Француженка, лет пятидесяти, может, чуть старше. Наверняка, она остановилась в одной из гостиниц нашего города. Для меня это важно – очень. Это касается Эвы.
– Попробую. Но результат, естественно, не гарантирую.
Я посидела еще немного и через пятнадцать минут ушла, сославшись на то, что после болезни я еще не до конца поправилась.
На другой день во второй половине дня позвонила Мила. Я в это время была на кухне и готовила себе обед.
– Тебе повезло, – прощебетала она. – Кажется, нашли твою француженку.
– Она не моя.
– Все равно. Записывай. Анн Прево, пятьдесят один год. Остановилась в «Полонезе» пять дней назад.
– Мил! Мне нужна еще твоя помощь. Мила! Умоляю.
– Надеюсь, это не проникновение в квартиру со взломом?
– Нет. Но мне нужно попасть в ее номер. Чтобы узнать, кто она и почему преследует Эву.
– А что я могу тут сделать? – в голосе Милы прозвучало недоумение.