Но когда подруги спросили у Глафиры, не было ли в жизни ее мужа других женщин, она лишь широко раскрыла свои и без того большие и лучистые глаза.
— Что вы! Сенечка — мой муж! И любит одну меня.
Кто же спорит. Может быть, и любит или, во всяком случае, любил. Но у мужчин любовь и верность — это два диаметрально противоположных полюса, которые могут и не соприкасаться. Своих жен или постоянных подруг они любят, но почему-то изменяют им со случайными любовницами, которых вроде бы и не любят и даже в душе презирают. Но при этом продолжают встречаться с ними.
— Только не мой Сенечка! Только не он!
Раечка, которая присутствовала при этом разговоре, лишь выразительно хмыкнула и снова закатила глаза. Подруги переглянулись. Похоже, дочка знала о похождениях своего папочки куда больше своей наивной мачехи. Вот только откуда?
Но пока что на роль преступниц у подруг были сразу две подозреваемые. Глафира и Раечка.
Раечка, которая показалась им очень продвинутой современной девушкой с весьма облегченными жизненными принципами, явно любила деньги и все, что было с ними связано. Когда она говорила о разводе своих родителей, то главным образом упирала на материальную сторону дела. Как много ее дура мать потеряла, лишившись мужа и лишив свою доченьку тех благ, которые она могла бы иметь от отца, живя с тем под одной крышей.
— Конечно, я понимаю, когда мать с отцом разводились, он еще так прочно на ноги не встал. И денег у него было куда меньше. И магазина этого не было. Он еще только раскручивался. Надо было просто подождать, и все. Но моей мамуле всегда нетерпится. Ей все подавай и сразу! Вот и ушла — дура! Думала, что найдет себе кого-то получше. Но не нашла. И отца потеряла.
Именно так и заявила подругам Раечка, ничуть не стесняясь. Глафира в ответ только глазами похлопала.
— Ты что, Раечка? Зачем ты упрекаешь свою мать? Папа ведь всегда был к тебе так добр! Столько времени проводил с дочкой. Почти каждый вечер к тебе ездил!
Раечка снова фыркнула. А подруги переглянулись. Ох, сдается, что не к дочери ездил сладо-страстный Семен Семенович. С дочерью у него была просто договоренность. Она держит язык за зубами и за это получает от отца разные мелкие радости жизни в виде карманных денег, лишней пары сережек или новеньких босоножек. А пока доверчивая Глафира думает, что муж проводит время с оставленной им когда-то дочкой, Семен Семенович проводит его совсем в другом месте и в другой компании.
Глафира ушла звонить какому-то Аркадию — другу своего мужа, чтобы узнать его мнение насчет случившегося. А подруги пристально уставились на Раечку.
— Твой отец ей изменял? — в открытую спросила у девушки Кира.
— А то! Вы же видели Глафиру! Дитя дитем. Такую обмануть — раз плюнуть.
— И твой отец ее обманывал?
— Глупо было не воспользоваться ситуацией. Она сама подталкивала отца к изменам!
— Интересно! — вспыхнула от гнева Леся, которой успела понравиться добродушная, наивная, пусть и недалекая Глафира. — Это как же?
— А своим поведением! Думаете, мужчине нравится, когда вокруг него суетятся, каждое желание стремятся выполнить. Чуть он в дом, она к нему с тапочками в зубах бежала. Хвостом виляла. Сразу же ужин кидалась греть. Дура!
— А как же тогда надо с мужем обращаться?
— А надо, чтобы мужчина все эти фокусы проделывал. И туфельки бы тебе застегивал. И кофе в постель подавал. И вообще… С мужчинами надо построже. Чтобы они помнили, любую милость от жены еще заслужить надо!
— Это тебя твоя мама научила?
— Да. Это она так считает. Ну и что? Хоть в этом она права. Я тоже так считаю!
С Раечкой все было понятно. Несмотря на приятную внешность, она была эгоистичным и себялюбивым существом. Да и отец хорош! Изменять такой славной и обожающей его жене! Совсем совести нет у человека! Ладно бы жили словно кошка с собакой. После скандалов нужно место и время, чтобы прийти в себя. Вот и появляются любовницы, вторые квартиры и прочее. Но если в семье все мирно и складно, зачем же бежать куда-то на сторону?
Этого подруги откровенно не понимали. И теперь хотели найти пропавшего Семена Семеновича не только потому, что это было нужно Лильке. Но и потому, что им до смерти хотелось у него узнать, а зачем он изменял жене?
— Кстати, — пробормотала Кира, — это наводит меня на одну мысль.
Но сказать, на какую мысль ее наводят измены ювелира, она не успела. В комнату вернулась заплаканная Глафира.
— Аркаша тоже ничего не знает про Сеню! — произнесла она, глотая слезы, которые буквально струились у нее по щекам. — Что и делать, прямо не представляю. А ведь мне нужно звонить маме. Она осталась у моря с детьми. И наверное, места себе не находит, ожидая моего звонка.
— Так позвони, — равнодушно проронила Раечка. — Бабка у нас со сдвигом. Если не позвонишь, может и в больницу загреметь с сердечным приступом.
— Я позвоню, — заторопилась Глаша. — Конечно, я позвоню. Только что я ей скажу?
— А дядя Аркадий что сказал?
— Про выставку что-то рассказывал.
— Про какую выставку?
— Сеня должен был ее устраивать.
— А где она будет проходить? Может быть, отец туда уехал?
— Ох, да я не поняла толком, — всхлипнула Глафира.
— Глаша! Что за выставка?
— Не поняла я.
— Глаша! Это может быть важно! Напрягись и вспомни.
Глафира послушно напряглась и выдала:
— Кажется, он говорил про выставку, которую Сенечка готовил в последнее время.
— Ювелирная выставка-то?
— Да. Кажется. Не знаю.
— А подробности?
Но вытянуть из Глафиры подробности оказалось не так-то просто. Она была очень славной женщиной. Но в том, что касалось умения анализировать и мыслить логически, Глафира была явно слабовата.
— Позвони Аркадию сама, — только и твердила она в ответ на вопросы своей падчерицы. — А я ничего в этих делах не понимаю.
Пришлось Раечке звонить этому Аркадию. Как узнали подруги от Глафиры, Аркадий был самым давним и, пожалуй, самым близким другом ее мужа.
— Нет, не коллега. Нет. Ювелирным делом он никогда не занимался.
— А кто?
С ответом Глафира слегка замялась. Выходило, что этот Аркадий был художник. Во всяком случае, в свое время он закончил художественное училище. Но вот работать по специальности ему доводилось редко.
— Почему?
— Как-то все не получалось. То денег платили мало. То обманывали с заказами. То сам Аркадий отказывался.
— А почему отказывался-то?