Остановившись между полом и потолком, я задала эти вопросы Наташе.
— Во вторую, конечно. В ту, где стены бревенчатые. Именно там я видела люк в полу.
Несколько успокоившись, я добралась до люка, прислушалась и, не услышав никаких голосов, немного приоткрыла его. В образовавшуюся щель видно было мало. К тому же меня смущало, что обзор был ограничен сзади крышкой люка. Я могла видеть только то, что происходит в одной половине комнаты. Меня интересовало прежде всего, есть ли в ней кто-нибудь? А для выяснения этого недостаточно половины комнаты. Приходилось снова идти на риск.
Нам повезло. В комнате никого не было. Вообще никого. От такого постоянного везения мне стало слегка не по себе. Скоро придется за это расплачиваться, как пить дать. Так как светлые полосы в жизни всегда сменяются темными, то и везение приходит на смену неудачам, и наоборот.
Голос из соседней комнаты доносился отчетливо, и стоило немного поразвесить уши, подкрасться потихоньку к двери, и можно было разобрать, о чем идет беседа. Мы так и поступили и стали свидетельницами разговора, который мы слышали с середины, и потому сначала было трудновато разобраться, что к чему.
— Такого идиотизма я даже от тебя, Петя, не ожидал, — сказал голос, принадлежавший крепышу. В этом я убедилась, заглянув в замочную скважину и немедленно испытав мучительные угрызения совести от собственного неблаговидного поведения и страх от того, что мою любопытную физиономию в любой момент могут увидеть.
— Только полный осел мог, забравшись в чужую квартиру, оставить на месте преступления свои документы, — продолжал распекать крепыш. — Теперь они в милиции и тебя ищут. А потому тебе придется лечь на дно, и от тебя не будет никакой пользы. Да вдобавок, если твои родители проговорятся ментам, где ты живешь, возьмут и тебя, и Аську. Осел ты, одним словом, всех подставил.
— В том доме точно нечисто. Я уже говорил вам, что не боюсь обычных людей, какими бы уродами они ни были, но то, что набросилось на меня там, не принадлежало к этому миру, — горестно поведал Петя.
— Сказки для сопливых…
— Нет, не сказки, — раздался женский голос. — Вы не видели, в каком состоянии Петя вернулся, а я видела. Он был белее простыни, его всего трясло. И он все время повторял: «Лохматая горилла, волосатая горилла…»
— Это они про тебя рассказывают, — прошептала я Наташе на ухо. Она оскорбленно на меня покосилась, но промолчала. А на крепыша эти ужасы не произвели впечатления, и он продолжал, негодуя, осыпать Амелина упреками:
— А зачем ты вообще туда поперся? Что ты там забыл? Зачем было вскрывать квартиру этой девчонки? Кто тебе, дураку, велел это делать? Таким придуркам только и проявлять инициативу.
— Но мы же объясняли, что на месте ничего не оказалось, и я подумала, что это она слямзила, — виновато оправдываясь, снова вступила в беседу девушка.
— Она подумала! Тоже мыслительница выискалась на мою голову, — уже спокойнее произнес крепыш, наверное, он устал злиться. — Любая команда — это живой организм, а у нормального организма должна быть только одна голова. Эта голова — я. Мне полагается думать и давать указания, как и что делать в том или ином случае. А вы должны ждать моих команд и не предпринимать самостоятельных действий. Ничего путного из них все равно не выйдет, в чем мы и могли убедиться только что.
В доме стало тихо. Все молча обдумывали речь крепыша.
— Из-за твоего идиотизма весь план по библиотеке придется переработать и сроки пересмотреть.
— Мы их отложим? — поинтересовалась девушка.
— Нет, наоборот.
Мы с Наташей насторожились, но крепыш ничего больше не прибавил. Зато заговорил один из мужиков, который до того сидел молча.
— Виктор Владимирович, — уважительно обратился он к крепышу, — Петру теперь небезопасно показываться в библиотеке. Кто займет его место? Нас всех это волнует.
— Черт знает что творится. Я должен все заново обдумать в связи с вашими неприятностями. Во всяком случае, сейчас я не буду принимать решения, как говорится, с кондачка. Это не в моих привычках.
Все они опять заткнулись. На этот раз из уважения к творческой мысли их мозгового треста. Мы же с Наташей никакого почтения к их главарю не испытывали. Поэтому, отлипнув от щели между дверью и косяком и отойдя на достаточное для безопасных переговоров расстояние, стали обсуждать шепотом подслушанную информацию.
— Нужно послушать еще, — уверяла Наташа.
— Хватит, — я урезонивала ее, — мы достаточно узнали. Он будет думать еще неизвестно сколько, а нас за это время сцапают.
— Мы еще ровным счетом ничего не узнали, — бурно, насколько позволяло наше положение, возражала Наташа.
— Не в огромном же замке прячемся, где полно закоулков для игры в прятки или потайных ходов, которые могут служить хорошим укрытием, а всего лишь в загородном доме, где нас скоро обнаружат. Надо уходить, — настаивала я.
— Я не уйду, — уперлась Наташа.
Ну и как мне быть с этой ослицей? Конечно, я осталась, вручив свою молодую жизнь в руки Всевышнего, уповая на его снисходительность ко всему роду человеческому и ко мне в частности. Только я устроила таким образом свои дела, как из соседней комнаты донеслась реплика Виктора Владимировича, заставившая нас забеспокоиться:
— Ася, девочка моя, приготовь для всех кофе, будь добра.
Из комнаты, где совещались уголовные элементы, выходило две двери. Одна из них вела в комнату, где тусовались мы с Наташей. Значит, вероятность того, что девушка пройдет на кухню именно через эту комнату, равнялась 50 процентам. Мы заметались по комнате как ошпаренные. Сунулись было под диван, но там оказалось тесно и пыльно, потом в шкаф, но у него стеклянные дверцы.
Шаги приближались. Совершенно ошалев, мы не придумали ничего умнее, чем просто-напросто перейти в соседнее помещение, по странному совпадению оказавшееся кухней. Из кухни было целых три выхода. Растерявшись на секунду от такого изобилия дверей, мы ринулись в первую попавшуюся и очутились в славном и пыльном чуланчике, где находилось много громоздкого хлама, среди которого мы могли надежно спрятаться.
Мне сначала понравилось в чуланчике. Толстый ковер из пыли явственно указывал, что мы первые за многие годы посетители этого места. Значит, если чулан до сих пор не пользовался популярностью хозяина и его гостей, то разумно предположить, что и теперь к нам с Наташей не полезут с визитами. Я с комфортом расположилась на ящиках неизвестного происхождения и наконец почувствовала себя немного лучше и спокойней. Страшное нервное напряжение отпускало меня, а по телу разливался блаженный покой и умиротворение. В самом доме температура воздуха переваливала за 25 градусов Цельсия, а в чуланчике она достигала прямо-таки тропических высот. Вдобавок мы обе были упакованы в зимние пальто и прочую плотную и теплую сбрую. И нам стало жарковато. Но после многочисленных купаний в снегу наша одежда пропиталась влагой как губка, так что небольшая сушка ей не повредит.