— Но как?
— Для начала сходим и сами посмотрим, что там за анонимку прислали ему на него, — сказала Инна.
— А как же Сильви? — напомнила Наташа.
— Раз ее отец и жених не волнуются, то чего нам переживать, — сказала Инна. — Надо только сообщить инспектору Пельше, что господин Яунайс и не думает ехать на выручку своей дочери.
— Да, — кивнула Наташа. — А еще необходимо выяснить, не хранился ли тот яд, которым отравили моего дедушку, в аптеке у тети Иды.
— Лично я думаю, что Ида не такая идиотка, чтобы травить деда ядом, который она взяла у себя в аптеке.
Ведь ее моментально вычислили бы. Наверное, и в полиции думают так же, раз Ида до сих пор на свободе.
Инна была совершенно права. Инспектор Пельше отлично знал свое дело. Поэтому, как только в лаборатории эксперты выяснили, какой именно яд нужно искать, он принялся за работу. Узнал он и то, что Ида работала фармацевтом в аптеке, и то, что в ее распоряжении находился целый шкаф, набитый ядами и ядовитыми веществами. В аптеке произвели ревизию, но нужного яда не нашли.
Однако инспектор надежды не терял. Яд мог быть позаимствован и в другой аптеке. Инспектор понял, что ему следует очень внимательно ознакомиться с жизнью Иды и ее окружением. На это у полиции ушло ровно два дня.
— Нашел! — С этим возгласом в кабинет инспектора вошел полицейский.
Инспектор оторвался от своих раздумий и с интересом уставился на подчиненного.
— Нашел! — радостно повторил тот. — Вы, господин инспектор, прямо прозорливец. Недаром вы настаивали, чтобы я порылся в прошлом нашей госпожи фармацевши. Она и в самом деле привлекалась к уголовной ответственности.
— Когда? И за что? — оживился инспектор.
— Дважды, — сказал полицейский.
— Даже дважды, — удовлетворенно кивнул инспектор, потирая руки и показывая, что готов выслушать подробности.
— Так вот, первый раз в шестьдесят седьмом году за хулиганство. Но тогда ее отпустили в связи с незначительностью совершенного преступления и по молодости лет. Она отделалась легким испугом. А вот во второй раз девица попалась на краже в семидесятом году. Тут уж ей пришлось посидеть, вышла она на свободу только в семьдесят третьем году. И буквально через пару месяцев вышла замуж и поменяла фамилию. Поэтому мы так долго ничего не могли на нее раскопать.
— Дай сюда бумаги, — распорядился инспектор. — Любопытно взглянуть, что же за птица эта наша уважаемая мать семейства госпожа Ида.
* * *
Инна с Наташей стояли в здании, где располагался судебный архив города Риги, и не знали, как поступить. В проходной их спросили о цели визита.
Когда сестры рассказали, что они хотели бы ознакомиться с делом господина Гуна, подозреваемого в измене Родине в пятидесятых годах, над ними просто невежливо посмеялись.
— Все бумаги давно уничтожены, — сказала им архивная тетка. — А если что и сохранилось, так только на руках. У нас ничего с тех пор не осталось.
— Вы уверены? — осторожно спросила Наташа.
— Noteikti, несомненно, — кивнула тетка. — Я точно помню. Места для хранения новых документов не осталось. Очень вовремя грянула эта ваша перестройка. Вот под шумок от старых дел и избавились, мол, к чему эту советскую галиматью хранить. У нас своих преступников выше крыши имеется. Архив открыли, и в течение года любой мог ознакомиться со своим делом. А потом сжечь его или по желанию взять с собой.
— А кто этим занимался? — спросила Наташа.
— Многие, спросите… Вон, вон у него спросите!
И бабка показала рукой на удаляющегося мужчину.
— Бегите скорей! — погнала их тетка. — Это господин Мединьш.
Сестры быстро догнали худощавого невысокого мужчину.
— Постойте, — остановила его Наташа. — У нас к вам вопрос. Мы можем найти дело господина Гуна?
Он в пятидесятых годах обвинялся в шпионаже.
— Он был детским доктором, — напомнила ему Инна. — У вас в Риге.
Господин Мединьш внимательно посмотрел на сестер, потер переносицу и сказал:
— Дело давно выдано самому господину Гуну. У него и спросите. — С этими словами он повернулся и побежал вверх по лестнице.
Наташе и Инне оставалось только верить самому доктору Гуну.
— Ax мы идиотки! — простонала Наташа. — Потеряли даром столько времени.
Сестры вышли из здания.
— Куда сейчас? — спросила Инна.
— К доктору. Но сначала зайдем в полицию. Навестим инспектора Пельше. Это в двух минутах ходьбы, — сориентировалась Наташа.
* * *
В полицию сестры заявились как раз к тому моменту, когда инспектор заканчивал читать дело Иды, в девичестве Калниньш. Настроение у него было самое светлое. Не подозревая дурного, он снял телефонную трубку. Звонили с проходной.
— Господин Пельше, вас хотят видеть две девушки, — отрапортовал дежурный. — Говорят, что вы им не назначили, но у них есть важное сообщение по делу, которое вы ведете. Их зовут Инна и Наташа. Пустить?
— Пустите! — убитым голосом сказал инспектор. — Все равно прорвутся. Нет, погодите…
Но дежурный уже повесил трубку.
— Второй этаж, комната двести двадцать, — сказал он сестрам.
Те не стали терять время на изъявление благодарностей и помчались наверх. Тут они и столкнулись с инспектором Пельше.
— А мы к вам! — радостно объявила Инна.
Инспектор с кислой миной пригласил сестер пройти в свой кабинет. Однако благовоспитанность возымела свое действие, и инспектор предложил гостьям сесть, а там и до кофе очередь дошла.
— С удовольствием выпью кофе! — оживилась Инна.
Чтобы приготовить кофе, инспектору пришлось выйти из кабинета. Едва дверь за ним захлопнулась, Наташа сорвалась со своего места и впилась глазами в лежащие на столе бумаги. Разумеется, инспектор не оставил папки в открытом виде валяться у всех на глазах. Он аккуратно сложил их в стопку. И тем не менее Наташе что-то удалось подсмотреть.
Вернувшись, инспектор быстро вскипятил воду в чайнике, приготовил три чашки кофе и угостил сестер шоколадными конфетками с изумительно нежной ореховой начинкой. За кофе сестры рассказали инспектору о том, как подозрительно весело держится господин Яунайс. Инспектор допил кофе. Настроение у него портилось с каждой минутой все больше и больше. Эти пронырливые девчонки могли и в самом деле что-то разнюхать. И тогда прощай обещанное господином Яунайсом вознаграждение за молчание.
— Сильви — это уже не наша забота, — наконец сказал инспектор. — Она нашлась. Поэтому господин Яунайс и весел. Поэтому он и не ездил в Берлин.