Рукопись Платона | Страница: 56

  • Georgia
  • Verdana
  • Tahoma
  • Symbol
  • Arial
16
px

— Все, — сказал на исходе второго часа Хрунов, с отвращением отбрасывая молоток. — К чертям свинячьим, надоело! И что за нужда была выстраивать под землею целый город? Айда наверх, борода. Там уже, наверное, темнеет. Как бы немец наш не ушел. Охота мне на него поближе поглядеть. Да и жрать, если честно, до смерти хочется.

Ерема молча сунул за пояс нож, придавил камнем остаток размотанного клубка, чтобы утром без труда вернуться на это же место, и вслед за Хруновым двинулся к выходу.

Снаружи, как и предполагал Хрунов, уже начало темнеть. Не выходя на улицу, компаньоны по замусоренной лестнице поднялись на верхнюю площадку башни, где скучал в одиночестве щербатый Иван, приставленный следить за немцем. Несмотря на безделье и скуку, наблюдатель оказался, как ни странно, трезв, чем весьма порадовал атамана. Хрунов выдал ему пару медяков на водку и отпустил, велев с рассветом снова быть на посту. После этого они с Еремой уселись в глубокой нише окна и перекусили остатками провизии, которые обнаружились в котомке. Уходя, щербатый Иван оставил на полу подзорную трубу, и теперь Хрунов, энергично жуя, время от времени подносил ее к глазу и поглядывал на вход в северную башню, через который попадал его конкурент. Отсюда, сверху, он мог видеть не только соседние башни, но и квадратные ямы, нарытые вдоль стен другим кладоискателем. С точки зрения поручика, это был самый глупый способ искать клад. Хрунов с сомнением покачал головой: неизвестный ему барин в пенсне, конечно, мог быть круглым дураком, но поручик хорошо усвоил преподанный княжной Марией урок и теперь не спешил с подобными выводами.

Пока Хрунов размышлял, жуя черствый хлеб с подсохшим козьим сыром, солнце село, и на улице сделалось темно. Махнув Ереме, атаман разбойничьей шайки быстро спустился вниз и, крадучись, двинулся к северной башне: упускать немца ему не хотелось, а в темноте от подзорной трубы мало проку. Приблизившись к башне, они прилегли за мощным откосом и стали терпеливо ждать, отмахиваясь от вышедших на вечернюю охоту комаров.


* * *


Немец появился где-то через час. По истечении этого промежутка времени, показавшегося Хрунову с Еремой неимоверно долгим, в дверном проеме северной башни блеснул осторожный луч света, который тут же погас. Послышался негромкий лязг металла, стук потревоженных камней, и на светлом фоне стены мелькнул темный силуэт.

В это время над гребнем стены взошла луна, осветив заросшее бурьяном, изрытое, заваленное обломками пространство, по которому, быстро удаляясь, двигалась округлая приземистая фигура, накрытая сверху треугольной шляпой. Разбойники двинулись за нею, стараясь держаться в тени и производить как можно меньше шума. Неуклюжий Ерема забыл обо всем остальном и едва не свалился в свежевыкопанную квадратную яму, которую оставили кладоискатели под предводительством неизвестного барина в пенсне. Хрунов успел поймать его за рукав и остановить на краю провала, в темноте казавшегося бездонным.

— Осторожно, дурень, — свистящим шепотом сказал Хрунов и, дернув за рукав, увлек Ерему за собой.

Выбравшись на улицу, где земля была относительно ровной, разбойники получили возможность сократить расстояние между собой и объектом слежки. Тевтон шел, смешно семеня короткими кривоватыми ногами, обутыми в крепкие сапоги, и всю дорогу сыпал отчаянной, хотя и произносимой вполголоса, немецкой бранью. Судя по доносившимся до Хрунова обрывкам фраз и резким движениям пухлых короткопалых рук, коими немец сопровождал свои бранные речи, он был не на шутку чем-то расстроен.

— Не ладится у германца дело, — вполголоса заметил Ерема, без переводчика уловивший смысл произносимых немцем слов.

— Видно, что не ладится, — так же тихо согласился Хрунов. — Поглядим, что дальше будет.

— А чего глядеть, — неожиданно возразил Ерема. — Прирезать его, и вся недолга.

Повернув голову, Хрунов увидел в его хищных глазах знакомый голодный блеск.

— Ты мне это брось, — строго сказал он, кладя руку на прикрытое ветхой тканью рубахи костистое плечо. — Опять за свое? Только пальцем его тронь, увидишь, что я с тобой сделаю.

— А я чего? — моментально переходя на привычный холопский тон, забормотал бородач. — Я ничего, так только... Глядеть мне на него тошно, ваше благородие, вот я и говорю: прирезать бы его, черта, чтоб перед глазами не маячил. А только без вашего барского дозволения я — ни-ни.

— Смотри у меня, — предупредил Хрунов и жестко сдавил Еремино плечо.

Пальцы у него были железные, и бородач невольно охнул от боли. Немец вдруг замер на месте и быстро оглянулся — так быстро, что Хрунов едва успел нырнуть в щель между домами и втащить за собой Ерему. Осторожно выглянув оттуда, он увидел, что тевтон все еще стоит посреди улицы, держа правую руку в кармане сюртука. Там, в кармане, у него наверняка лежало оружие.

— Видишь, — прошипел Хрунов, толкая в бок Ерему, — руку его видишь? То-то, брат. А ты говоришь, прирезать. Станешь его, борова германского, резать, а он мало того, что заорет, так еще и пистолет вынет. Попасть-то, может, и не попадет, однако на выстрел полгорода сбежится.

— Эх, барин, — вздохнул Ерема, потирая ноющее плечо, — нешто мы без понятия?

— Именно, без понятия, — ответил Хрунов. — И за что я тебя, дурака такого, при себе держу?

Немец наконец двинулся дальше, и они пошли за ним, не рискуя приближаться на расстояние слышимости. Хрунов обратил внимание на то, что тевтон так и не вынул руку из кармана. Такое поведение служило лишним подтверждением подозрений поручика: немец был тертый калач, и обходиться с ним следовало с великой осторожностью.

Они проводили тевтона до самого дома княжны Марии и видели, как тот вошел в открытую прислугой дверь.

— Княжны Вязмитиновой дом, — сообщил Ерема, которого никто ни о чем не спрашивал. — И чего было за германцем ходить? Я же говорил, что он у княжны на постое. Эх, дом-то какой богатый! А, ваше благородие?

— Не спеши, борода, — осадил его Хрунов. — Что ты все время торопишься, как голый в баню? На те деньги, что в подземельях кремлевских спрятаны, таких домов знаешь сколько купить можно? То-то, что не знаешь. Добудем золото, а после можно и с княжной поквитаться.

— Я ей ухо отрежу, — мечтательно проговорил бородач.

— Видал, какой грозный! — Хрунов усмехнулся. — Око за око, зуб за зуб — так, что ли? А что в ты стал резать, если бы княжна тебе не ухо отстрелила, а что-нибудь другое — по мужской, к примеру, части?

— Да уж нашел бы, что отрезать, — мрачно заверил его Ерема.

— Не сомневаюсь. — Хрунов почти беззвучно хохотнул. — Валяй, я не возражаю. Только сперва надобно дело сделать, понял?

— А сейчас-то чего делать? — спросил бородач. — Так и будем тут стоять?

— Постоим немного, — сказал Хрунов. — Видишь, свет во втором этаже, тени на шторах шевелятся. Загостился кто-то у ее сиятельства, так надо бы поглядеть кто.

Ерема, хоть и не понимал, какая польза может быть от наблюдения за домом княжны, не стал спорить с атаманом и, вздохнув, привалился могучим плечом к забору.