— Я одного не пойму, ваше благородие, — негромко сказал он. — Ну вот, к примеру, загребем мы кучу денег. Чего делать-то с ними? Обратно в землю закопать, что ли?
— А тебе не надоело от виселицы бегать? — отозвался бывший поручик, и в его голосе прозвучала тщательно скрываемая тоска. — С такими деньгами, Ерема, мы по-королевски заживем — в любом месте заживем, кроме России-матушки. Здесь-то, в какой медвежий угол ни забейся, все едино будешь до смерти от страха трястись. Ты про Новый Свет слыхал? Земли там сколько хочешь, кто первый занял, тот и хозяин. И, главное, воля! Там даже царя нет.
— Так уж и нет? — не поверил Ерема. — Так уж и сколько хочешь земли? Ой, барин, воля ваша, а только про этот Новый Свет вам кто-то, извините, наплел. Не бывает такого, чтобы землю даром брать.
— Так оно и есть, — равнодушно подтвердил Хрунов. — Правда, плыть до нее далече... А, пустое! Не хочешь — не верь. Стану я тебя, лешего, уговаривать!
— Выходит кто-то, — сказал Ерема, напрягаясь и вытягивая шею, чтобы лучше видеть ярко освещенное крыльцо.
Действительно, парадная дверь княжеского дома открылась, и оттуда вышел высокий молодой человек в цивильном платье, державший под мышкой черный шелковый цилиндр. На его переносице поблескивало круглыми стеклышками пенсне, а под нижней губой курчавилась подстриженная на скандинавский манер бородка.
— Батюшки, — шепнул Ерема, — и этот тут! Глядите, ваше благородие, это же он в кремле весь двор ямами изрыл!
— Да понял я, понял, — сквозь зубы процедил Хрунов. — Вот, значит, как обстоят дела!
— Чего это? — тупо спросил Ерема, который, в отличие от своего атамана, не понял, как именно обстоят дела.
— Не зря мы, брат, сюда пришли, — со странной интонацией проговорил Хрунов, неотрывно наблюдая за разворачивавшейся на крыльце сценой. — Я-то думал, что этот тип сам по себе орудует, а он, значит, тоже из рук княжны кормится! Что ж, так оно даже лучше. Путаницы поменьше, порядка побольше... А порядок, Ерема, первое дело.
Между тем вслед за человеком в пенсне на крыльцо вышла княжна. В тихом ночном воздухе их голоса разносились далеко, и притаившиеся за забором разбойники слышали каждое слово.
— Завтра же возобновлю раскопки, — блестя стеклами пенсне, обещал молодой человек. — Теперь, заручившись вашим полным одобрением, я не отступлю ни на шаг, пока не добьюсь желаемого результата.
— Только помните, Алексей Евграфович, что одобрение мое не распространяется на подземелья кремля, — с улыбкой сказала княжна, протягивая ему руку. — Оставьте сие опасное занятие другим, у вас же предостаточно иных дел.
— Непременно, — невпопад ответил молодой человек, целуя ей руку. — Как вы говорите, так я и поступлю. В самом деле, пусть в подвалах роются другие!
При этих словах Ерема и Хрунов понимающе переглянулись. Ошибиться в истолковании этого короткого обмена фразами было, как им казалось, невозможно. Хрунов скрипнул зубами, теребя рукоятку спрятанного под одеждой пистолета.
— Дьявол тебя забери, — прошептал он, адресуясь к княжне. — На что тебе такая прорва денег?
— Вы, барин, сами сказывали, что денег много не бывает, — встрял Ерема — как всегда, без спросу. — Помните, как давеча нам с Иваном объясняли: денег-де бывает или мало, или совсем мало.
— Заткнись, голова еловая, — зашипел на него Хрунов, — не мешай слушать!
— Если не хотите воспользоваться экипажем, я пошлю с вами кого-нибудь из слуг, — говорила в это время княжна. — Помилуйте, нельзя же идти одному, это опасно!
— Ах, оставьте, сударыня, — отвечал Берестов. — Не хватало еще, чтобы во время прогулки у меня над ухом сопел какой-то мужик, от которого, между нами говоря, в случае опасности не будет никакого проку. Поверьте, со мной ничего не случится! Что это вы придумали, будто мне грозит какая-то опасность? Единственная опасность, которая мне действительно угрожает, это неминуемая взбучка, каковую я получу от своего дядюшки по возвращении. Он очень щепетилен в вопросах этикета и будет зол на меня за то, что я так непозволительно у вас засиделся. А то еще, чего доброго, решит, что я действовал в соответствии с его мечтаниями и провел все это время, добиваясь вашей любви. Смешно, не правда ли?
— Право, вам виднее, — ответила княжна. — Мне трудно об этом судить, потому что до сего дня я ни разу не слышала, что ухаживать за мною — смешное занятие. Вот ухажеры частенько бывают смешны, но к делу своему они обыкновенно подходят с полной серьезностью.
Берестов звонко хлопнул себя по лбу.
— Ах, господи, что я такое говорю! — с отчаянием в голосе воскликнул он. — Вот уж, воистину, язык мой — враг мой. Клянусь вам, я совсем не то имел в виду.
— Подозреваю, что вы говорите правду, — со смехом сказала княжна. — Но полно нам с вами болтать. Коли не хотите брать провожатого, так ступайте скорее. А все-таки лучше бы вам поехать в коляске.
— Пустое, сударыня, — отмахнулся Берестов. — Через четверть часа я уже буду стоять в дядюшкиной гостиной и, понурив голову, слушать, как он меня распекает. Пожалуй, мне действительно пора идти, не то он лопнет от гнева. Прощайте, сударыня!
— Покойной ночи, сударь. Если откопаете что-нибудь любопытное, сообщите, пожалуйста, мне.
— Непременно, — пообещал Берестов уже со ступенек. — Сразу же!
С видимым сожалением сбежав с крыльца, он обернулся, но княжны наверху уже не было.
— Удивительная женщина, — пробормотал Берестов. — Ей-богу, так и подмывает послушаться дядюшкиного совета.
С этими словами он двинулся по скудно освещенной улице в сторону дома градоначальника. Хрунов и Ерема, выбравшись из укрытия, последовали за ним. Ерема шел с явной неохотой, не понимая, видимо, причины, из-за которой его заставляли посреди ночи слоняться по городу. Хрунов же, напротив, весь кипел от какого-то нездорового возбуждения, и его бородатый спутник нисколько не удивился, когда атаман, дернув за рукав, увлек его в темный переулок.
Здесь они побежали, прыгая через заборы, будоража собак и взрывая сапогами рыхлую землю огородов. Цепные псы заходились хриплым лаем, послышались недовольные голоса хозяев, которые пытались унять расходившихся собак. Вскоре весь этот гвалт остался позади, и разбойники, срезав изрядный крюк, снова выскочили на застроенную господскими особняками улицу в двух кварталах от дома градоначальника.
Из-за угла появился Берестов, двигавшийся неторопливой походкой человека, у которого хорошо на душе и которому ровным счетом некуда торопиться. Хрунов толкнул Ерему в грудь, и бородач, уже успевший сообразить, что к чему, послушно растворился в тени. Оставшись один, Хрунов одернул полы своей испачканной кирпичной пылью, землей и бог весть какой еще дрянью венгерки, поправил на голове картуз и двинулся навстречу Берестову, на ходу вынимая из кармана портсигар.
— Простите, милостивый государь, — заговорил он, поравнявшись с тем, кто, как ему представлялось, был его конкурентом в погоне за сокровищами Ивана Грозного. — Мне крайне неловко беспокоить вас в столь поздний час, но не найдется ли у вас огоньку? Представьте, какая получилась нелепость: вышел прогуляться, подышать воздухом, решил выкурить перед сном сигарку, а спичек-то и нет! Право, нелепость! И вот, как видите, приходится приставать посреди ночи к прохожим со всяким вздором! Еще раз простите великодушно.