— Пустяки, — сказал Берестов, подслеповато вглядываясь в лицо Хрунова сквозь блестящие круглые стекла. Его, вероятно, удивил странный наряд ночного незнакомца, более уместный на охоте, чем посреди спящего города, но он не подал виду. — Вот, прошу вас. И кстати, вы подали мне отличную идею. Не выкурить ли и мне сигару перед сном?
— Отменная мысль, — одобрительно заметил Хрупов, чиркая спичкой и поднося ее Берестову. — Что может быть лучше хорошей сигары, выкуренной в тишине и спокойствии теплой летней ночи? Не знаете? Так я вам отвечу. Лучше может быть только сигара, выкуренная в тишине и спокойствии летней ночи в компании приятного собеседника. Вы не находите?
— Пожалуй, — подумав, согласился Берестов и улыбнулся немного беспомощной улыбкой, свойственной обыкновенно добродушным и притом близоруким людям.
— В таком случае, позвольте рекомендоваться: отставной поручик Николай Иванович Храповицкий.
Берестов тоже представился. Раскурив сигары, они рука об руку двинулись вдоль улицы, болтая о пустяках. Умело направляя разговор, Хрунов в течение каких-нибудь десяти минут узнал всю подноготную Берестова: кто он таков, с чем его едят, зачем приехал в город и что делает подле стен кремля. Узнав, что Берестов слыхом не слыхал о библиотеке Ивана Грозного, а раскопки свои производит только из интереса к новой науке археологии, Хрунов мысленно усмехнулся, но после подумал, что это может оказаться правдой: студент не производил впечатления человека, который умеет лгать. Это был типичный книжный червь, место коему было на страницах романа. Хрунов знал, что людей подобных Берестову, при всей их неприспособленности к жизни и кажущейся карикатурности, как правило, используют в своих интересах все кому не лень. Узнав о производимых им раскопках, княжна Вязмитинова наверняка его использовала. Это был своего рода запасной вариант: поощряемый ею, студент и впрямь мог случайно наткнуться в земле на что-нибудь ценное.
За разговором они незаметно миновали дом градоначальника, поднялись по крутой немощеной улице и остановились на краю заросшего бурьяном пустыря, оставшегося на месте выгоревшего дотла и до сих пор не отстроенного квартала. Позади них подмаргивал редкими огоньками уснувший город, справа из зарослей сорной травы торчали покосившиеся и закопченные печные трубы, а впереди призрачно голубели в лунном сиянии стены и башни кремля.
— Не выкурить ли нам еще по одной? — будто бы невзначай предложил Хрунов, растирая в пыли окурок подошвой сапога. — Вид здесь отменный, но мне все время чудится, что от развалин тянет гарью.
— Правда? — удивился Берестов. — А я ничего не чувствую.
— И не должны чувствовать, — улыбнулся Хрунов. — Этот запах вот здесь. — Он постучал себя согнутым пальцем повыше виска. — Ведь вы, верно, не воевали? А я воевал и чуть было не отдал Богу душу прямо тут, едва ли не на этом самом месте. Представьте, я своими глазами видел, как все вокруг горело и рушилось. Огонь подбирался ко мне со всех сторон, а я не мог даже пошевелиться, отползти... Поганое это дело — умирать.
Рассказ Хрунова, действительно получившего тяжелую контузию в битве за Смоленск, был чистой правдой и оттого прозвучал вполне искренне.
— Отечество в долгу перед вами, — срывающимся голосом сказал Берестов первое, что пришло ему в голову.
— В самом деле? — равнодушно переспросил Хрунов, жуя кончик сигарки. — Да, пожалуй, что так. В таком случае я в опасности.
— Не понимаю, — развел руками Берестов. Толстая сигара торчала у него изо рта, придавая ему глупый и комический вид.
— Ну как же! — воскликнул Хрунов. — Ведь вы студент и должны понимать такие вещи, как никто. Кого мы более всего ненавидим? Своих кредиторов, не так ли? А коли отечество передо мною в долгу, так я получаюсь его кредитор, и, следовательно, оно не может испытывать ко мне ничего, кроме неприязни.
Берестов рассмеялся — слегка, впрочем, обескураженно.
— Что за странная фантазия, — сказал он. — У вас очень необычный склад ума.
— Не спорю, — согласился Хрунов. — Ума у меня действительно целый склад, и я использую его для того, чтобы взимать долги, не дожидаясь, пока в должниках моих проснется совесть.
— У вас много должников?
— Целое отечество, по вашим собственным словам.
Берестов снова засмеялся, на сей раз совсем уже неуверенно, и, вынув изо рта сигару, спрятал ее в карман.
— Я раздумал курить, — сказал он. — Пожалуй, мне пора восвояси, не то дядюшка совсем разнервничается и будет до самого утра бродить из комнаты в комнату, попивая коньяк.
— Ах да, ваш дядюшка! — воскликнул Хрунов. — Да, вы правы, не стоит попусту волновать старика. Боюсь, у него еще будет множество причин для волнения. Что ж, прощайте, Алексей Евграфович. Мне было чертовски приятно с вами познакомиться.
— Прощайте, — сказал Берестов и, поклонившись, двинулся обратно, к мигавшим в темноте городским огонькам.
Хрунов, глядя ему вслед, затянулся сигаркой и вдруг крикнул:
— Алексей Евграфович! Постойте! Я совсем забыл. У меня к вам еще один, совсем маленький, вопрос.
— Слушаю вас, — обернувшись, настороженно сказал Берестов. Казалось, он заподозрил что-то неладное, и Хрунов, забавляясь, подумал, с каким опозданием просыпается в людях спасительный инстинкт.
— Совсем забыл, — повторил поручик, подходя к Берестову и выпуская струйку дыма прямо в лицо луне. — Я хотел спросить, не известно ли вам, часом, что ищет в подземельях кремля княжна Вязмитинова?
Берестов вздрогнул, как от удара, и пристально вгляделся в освещенное полной луной лицо Хрунова.
— Мария Андреевна? А с чего вы взяли, что она там что-то ищет? И вообще, сударь, по какому праву вы о ней расспрашиваете?
— По праву кредитора, — усмехаясь, ответил Хрунов. — Княжна Мария Андреевна — один из моих самых давних и недобросовестных должников.
— Княжна должна вам деньги? — недоверчиво спросил Берестов. — Простите, сударь, но в это трудно поверить.
— Речь идет не о деньгах, — посасывая сигарку, пояснил Хрунов, — а о чем-то гораздо более ценном для человека благородного.
— Я не желаю продолжать этот разговор, — решительно заявил Берестов.
— Но вам придется его продолжить, — с насмешкой возразил Хрунов.
— Сомневаюсь. Мне кажется, вы враг княжне. Поэтому я сию минуту отправлюсь домой и, невзирая на поздний час, извещу о вашем появлении, во-первых, своего дядюшку, а во-вторых, княжну Марию Андреевну.
— Хорош защитничек, — прокомментировал это решение Хрунов. — Чуть что, сразу к дядюшке-градоначальнику с ябедой... Впрочем, воля ваша. Делайте что хотите, хоть тревогу в казармах объявляйте, мне-то что? Не понимаю, с чего вы так взъелись. Вам что, тяжело ответить на такой простой, невинный вопрос?
— Я не желаю с вами говорить, — стеклянным от волнения голосом ответил Берестов. — Вы мне решительно неприятны, и я жалею, что вступил в эту беседу. Но на вопрос ваш, если угодно, отвечу. Извольте: княжна Вязмитинова ничего не ищет в подземельях смоленского кремля и, насколько мне известно, не проявляет к ним ни малейшего интереса. Теперь вы довольны?