Выбравшись из-под штанов, Альк побежал было к Жару, держась тени под стеной, но ощутил, что упускает что-то очень важное. Крыс встал на дыбки, пошевелил усами, пытаясь понять, что подсказывает дар. Где-то рядом… что-то нужное…
Под кроватью что-то шевельнулось. Клок пыли? Нет, у них не бывает блестящих глаз-смородинок и цокающих по полу коготков…
Альк ощетинился, задрал голову и оскалил зубы. Он понятия не имел, как общаются крысы, но тело само облекало его намерения в подходящую форму. Более того — накатило муторное ощущение, что Альк тут вообще не нужен, пусть подвинется, уйдет, уступит власть…
Да только удастся ли вернуться?
Альк упрямо сгорбился, превозмогая жгучее желание броситься на чужую крысу и клубком покатиться с ней по полу, яростно кусая за что ни попадя. Нет. Я здесь главный. Сам разберусь. Пусть хуже, пусть больнее, но лучше проиграть бой этой твари, чем той.
Однако крыса не собиралась на него нападать. Напротив — заискивающе попятилась, развернулась и шмыгнула обратно в нору, словно приглашая за собой. Альк расслабился и задумчиво поскреб за ухом задней лапой. Чувство зова усилилось. Знать бы еще, кому дар обещает выгоду — человеку или крысе? Чем дальше, тем больше Альк начинал их путать, и это не на шутку его пугало.
Нет, вроде бы — человеку. Альк покосился на вора и хозяйку, фыркнул, услышав, о чем они говорят, и шмыгнул под кровать. Крысы там уже не было, но черное пятнышко в стене не оставляло сомнений, куда она юркнула.
«Я хоть туда протиснусь? Маленькая какая…» — Альк тем не менее даже не приостановился. Голова пролезла, передние лапки одна за другой скользнули вдоль шеи, а остальное затекло в нору, как струйка ртути.
Внутри оказалось посвободнее. Стена была внутренняя, и крысы выгрызли в ней целый лабиринт. Альк чуял их присутствие со всех сторон. Штук пять-шесть, не меньше, а где-то еще и гнездо с новорожденными детенышами. Одна тварь — похоже, та самая, что звала его в гости, — подкралась сзади, наступив на хвост, но когда Альк прыжком развернулся, с писком опрокинулась на спину, как нашкодивший щенок. Запахло свежей мочой.
Альк брезгливо попятился. Опять навалилось чужое, звериное, щекотнуло в паху. Крыс злобно встряхнулся, как от облепивших шерсть мух. «Надо все-таки отсюда убираться».
Он сделал еще шаг и вместо трухи и какашек ощутил под лапой что-то холодное и твердое.
* * *
— Караул! — почему-то шепотом воззвала госпожа Два Дубка. — Грабят!!!
— Нет-нет, что вы! — Жар лихорадочно прикидывал, что лучше: кинуться наутек и пусть вопит ему вслед, или попытаться как-то успокоить толстуху. — Я вовсе не…
— Тогда, наверное, — голос Лестены упал еще на полтона, став совсем трагичным, — вы хотите надругаться над бедной женщиной?!
Теперь в горле пересохло у вора. Примерно то же самое чувствовал бы застигнутый в сарае свинокрад, принятый за скотоложца.
Госпожа Лестена приняла его молчание за согласие, а выпученные глаза — за признак страсти.
— А если я буду покорна, — с придыханием вопросила она, отшвыривая тарелку прочь, — то вы будете нежны?
Не успел Жар подумать, что вопить при побеге придется ему самому, как под ногами раздались какие-то странные звуки.
Вор и «жертва» одновременно опустили глаза — и увидели хвостатую тень, которая целеустремленно волокла за собой длинную звенящую бороду.
— Кры-ы-ы-са-а-а-а!!! — завизжала госпожа Лестена, бабочкой вспархивая на столик. Пухлым таким мотыльком на мышкину травку.
На свету (после норы он показался Альку почти дневным) стало видно, что крысы здорово испоганили жемчужины, обточив их зубами до вида ольховых шишечек. Но состояние ожерелья беспокоило Алька меньше всего. Под жуткий треск рассыпающегося столика Жар метнулся к окну. Крыс, выпустив добычу, поскакал за вором, в последний миг успев вспрыгнуть ему на штанину. Пол содрогнулся, на первом этаже кто-то заверещал зайцем.
— Мои вещи забери, дубина!
Увы, крысиный голос остался для вора простым писком. Да и не до того Жару было. Чуть не промахнувшись мимо веревки, он все-таки сумел уцепиться за нее одной рукой и, едва не выдернув ее из сустава, соскользнул на землю. Ободранная узлами ладонь горела, в окнах один за другим вспыхивали огоньки. Забросив сумку за спину, вор кинулся к ограде. Пес еще валялся на траве, вывалив язык, но все-таки нашел в себе силы брехнуть. На гребень стены Жара подбросило как катапультой, и, когда на крыльцо выскочил кучер с арбалетом, в саду было уже пусто.
* * *
За завтраком Рыска непрерывно зевала, без аппетита расковыривая поданную кормильцем яичницу. Вчера девушка действительно ждала до победного, даже постель не расстилала. Жар вернулся чуток навеселе и на лучину позже, чем мог бы, на вопрос о причине возлияния нервно передернувшись. Не успела девушка побеспокоиться об Альке, как вор за хвост выволок его из кармана и торжественно вручил «хозяйке». Крыс был зол, взъерошен и поносил Жара последними словами, тоже не объясняя, что, собственно, произошло. Рыска даже украдкой его понюхала, но, кажется, свою дневную угрозу друг не выполнил. Все, чего удалось от них добиться, — что ожерелье найдено и лекарь вне подозрений. Зато у них самих появились какие-то проблемы, и виноват в этом Альк. Или Жар — смотря в чьем изложении.
Отдохнувшие коровы охотно дали себя оседлать, и вскоре троица уже трусила по мостовой, рассекая утренние лужи помоев.
— Эй, волшебник!
Жар обернулся. По соседней улице шла Вериша под ручку с лекарем, оба счастливые до невозможности: девушка сосала большой малиновый леденец, ухажер не сводил с нее глупых влюбленных глаз.
— Ой, вас уже освободили? — обрадовалась Рыска.
Лекарь едва успел кивнуть, как его подружка белкой затрещала:
— Да-да-да, хозяйка с самого утра велела заложить карету и поехала к начальнику стражи! Представляете, это, оказывается, крысы ожерелье стащили! А я так и знала, что мой котик ни в чем не виноват!
— Да что ты говоришь! — Альк по-прежнему был в препоганом настроении, из-за него Жар уже схлопотал оплеуху от потасканной «цыпочки» [20] , по поводу которой крыс отпустил саркастическое замечание. Так что теперь Алька слышали только свои, привычные. Но он упрямо продолжал злоехидничать из-за Рыскиной пазухи.
— Так что в итоге оно мне на снадобья и досталось, — лекарь с усмешкой вынул из сумки изгрызенное ожерелье, показал, — все равно его уже не носить.
— Наверное, хозяйка опять ночью колбасу в постели трескала, — безжалостно сообщила Вериша. — А потом ожерелье сняла, захватала жирными руками, крысы его и уволокли с голодухи.
— Госпожа Лестена очень передо мной извинялась, — вступился за толстуху более тактичный лекарь. — Просила не держать на нее зла. Какое счастье, что в этом мире все-таки существует справедливость!