— Чего вы такие взъерошенные? — сразу заметил Жар. — Убегали от кого? А рубашка где?
— Девка твоя порвала, — невозмутимо сказал Альк. — В порыве страсти.
— Все он врет! — Рыска поспешила укрыться у дружеского бока.
— Скажешь, не рвала?
— Это из-за тебя!
— Точно. Как закричала, как бросилась!
— Жар, не слушай его!
— И не собирался. — Вор обнял подругу за талию, обещая защиту. — Давай сядем где-нибудь, а то меня уже ноги не держат. Эта рыжая скакала как коза, я за ней еле успевал. То в одну лавку, то в другую… потом еще короб с углем подносить пришлось, через полгорода.
— Узнал хоть что дельное?
— Угу. Но сначала — стул и пиво!
* * *
— На воровку она не похожа, — докладывал парень пол-лучины спустя. — Но бочка без пробки… в смысле дура дурой! Пока гуляли, успела выболтать мне и сколько ожерелье стоило, и где хранилось, и что еще у ее госпожи ценного имеется.
— А значит, могла рассказать это кому угодно, — заключил Альк. На полу за его стулом подсыхало большое пятно. Кормилец глядел волком. — Гнать такую служанку поганой метлой.
— Нет, госпожа ее очень любит. — Жар взял с большого общего блюда ломтик жареной рыбки, обмакнул в горчицу. После ночной прочистки он впервые отважился на чего-то посущественнее супа. — Девчонка ей и в спальне прислуживает, и на выезды таскается. К тому же сама Лестена трепло то еще, обожает хвастаться своими цацками. Напяливает даже на прогулку по саду. Пару раз ее уже грабили, срывали цепочку или ожерелье и убегали, но глупую курицу это ничему не научило.
— Погоди-погоди! — поднял руку Альк, продолжая задумчиво глядеть в кружку. — Какие там у нее еще драгоценности есть?
— Куча цветных ошейников с бубенцами, сосульки… Тьфу, несколько ожерелий, золотых и серебряных с драгоценными камнями, кольца, серьги, браслеты, шпильки, броши, даже бриллиантовый венец.
— И все они лежат вместе?
— Веришка сказала — валяются по всему дому. Хотя в спальне есть тайник.
— Тогда почему вор взял именно жемчуг на серебре? — удивился саврянин. — На мой взгляд, венец куда более интересная добыча.
— Его так просто не сбудешь. Либо пилить, либо перекупщику за осьмушку цены отдавать.
— Жемчуг тоже. Он же какой-то особенный был, даже поштучно сбывать опасно.
— Мог работать под заказ. — Жар как раз не видел в краже ничего необычного. Его однажды наняли вынести из дома вазочку размером с кулак, не трогая ничего остального. Заказчик, по его словам, был страстным коллекционером, «но не вором», а продавать безделушку владелец отказывался.
— А вдруг ожерелье взял кто-нибудь из слуг? — после долгого раздумья вступила в разговор Рыска.
— Присутствовавших при разговоре с лекарем, — подхватил Альк. — Когда тот восхищался жемчужинами. Надо было у рыжей спросить…
— Я спросил. — Жар с торжеством глянул на саврянина: мол, не считай меня таким уж дурачком! — Говорит, что они были в комнате втроем — лекарь, служанка и госпожа.
— Может, кто-нибудь под дверью подслушивал?
— То есть ты думаешь, что эту заваруху устроили ради того, чтобы отправить лекаря на виселицу? — поморщился Жар. — Из ревности к Верише, что ли?
— Но она ему отказала, — напомнила Рыска.
— Вор мог этого не знать, — заметил Альк.
— Или никого он не ревновал, а просто воспользовался случаем свалить кражу на другого. — Жар потер подбородок, щекоча пальцы трехдневной щетиной. — Надо бы дом получше рассмотреть, как там у него с охраной. Только когда стемнеет, а то опять с рыжей столкнемся, она туда-сюда по хозяйским поручениям носится. Да и соседи зарисовать могут.
Саврянин кивнул и заказал еще пива.
Способность крыс просачиваться в мельчайшие щелки воистину удивительна!
Там же
Воздух понемногу густел от сладости: на клумбах раскрывала лепестки мышкина травка — меленькие, хрупкие цветочки на паутинных ножках. Прямых солнечных лучей они не любили, поэтому садовники частенько сажали травку под кустами роз или гортензий — и земля не пустует, не плесневеет, и аромат до утра.
Альк сдавленно чихнул в ладонь. Запах ему не нравился: слишком приторный, от него как будто даже мысли слипаются. Жар, напротив, только что не облизывался. Так пахли почти все богатые ринтарские дома, которые ему доводилось «убирать». Рыска осталась в кормильне. Друг сказал ей, чтобы не ждала, ложилась спать, но знал — дождется. Хотя было бы чего переживать, они просто разведают обстановку, и назад.
Прислуги в доме было мало, светилось только пять окон на первом этаже. Стена высокая, каменная, разглядеть, что творится внутри, можно лишь от ворот. Вокруг дома бегал огромный пес, светло-серый с темной мордой и лапами. Издалека в темноте было видно только безголовое тело, брр. «Дознавателей» он засек сразу и, приближаясь к стене, всякий раз глухо рычал. На крыльцо каждые десять — пятнадцать щепок выходил старичок с выправкой дворецкого, посматривал сквозь решетчатые ворота на дорогу и наконец дождался. Бросился открывать.
К дому подкатила запряженная двумя черными коровами карета, и Альк с Жаром впервые увидели хозяйку дома.
— О Божиня, — вырвалось у вора. — От чего лекарь ее лечил?
— Полагаю, от истощения, — съязвил саврянин, наблюдая, как госпожа Лестена грациозной поступью свиноматки движется по дорожке к дому. На шее и пальцах толстухи посверкивали очередные украшения, наполовину теряясь в складках жира.
— Как она в дверь-то протискивается?!
Лестена поднялась на крыльцо и в последний момент ловко повернулась боком, ответив на вопрос Жара. Послышался щебет встречающей хозяйку Вериши, и дверь захлопнулась. Карета заехала в сарай на задворках, дворецкий медленно, обстоятельно навесил на ворота огромный замок, приласкал пса и вернулся в дом.
— Ну, что скажешь, мастер? — криво ухмыльнулся Альк.
— Выглядит внушительно, — признал Жар. — Новичков и бродяг должно отпугнуть. Это либо кто-то из домашних, либо заказ.
Три из нижних окон погасли, зато засветилось одно наверху. Похоже, утомленная госпожа сразу прошла в спальню, и слуги последовали ее примеру.
— Стража! — Вор безошибочно опознал эти размеренные громкие шаги. Пришлось поспешно отступать за угол стены и пережидать.
Стражники никуда не торопились. Остановилась перед воротами, посвистели псу. Тот приветливо вильнул хвостом, но подбегать не стал.
— Мой дядька себе тоже щенка завел, посадил на цепь — подвалившее добро сторожить.
— Крупного?
— Ага. Надеюсь, вырастет — сожрет его! — Стражник зло сплюнул.