— Спасибо, друг! — Жар выхватил у «пастушка» поводья и тут же сунул их Рыске: — Влезь на Милку и стой здесь!
— «Спасибо» можешь себе на память оставить, — солидно пробасил паренек.
Вор с усмешкой швырнул ему обещанный сребр и помчался обратно к воротам, на ходу вытаскивая меч из-под рясы.
О булыжник возле ноги Алька цокнула стрела, но лучнику дали по шее свои же: на саврянина уже налетала стража.
Вместо того чтобы встретить ее лицом к лицу, белокосый, напротив, наклонился, словно нарочно подставляясь ближайшему тсецу. Тот без малейших угрызений совести рубанул его поперек хребта и изумленно вскрикнул: меч со звоном отскочил. В следующий миг саврянин выдернул оружие из ослабевшей от неожиданности руки и развернулся ко второму тсецу. Звон клинков, неуловимое движение — и мечей у Алька стало два.
— Ну? — злорадно поинтересовался он, так раскручивая клинки, словно его руки принадлежали разным бойцам и обе были правыми (точнее, в случае Алька — левыми).
Тсецы попятились, растерянно переглядываясь, — но от замка уже спешила подмога, сразу расходясь веером, чтобы взять белокосого в кольцо. Оно почти сомкнулось, когда из расщелины переулка летучей мышью вынырнул Жар в развевающейся рясе, с разбега ударил одного из стражников плечом и сшиб с ног.
— Меч! — заорал саврянин вместо благодарности.
— Еще в зубы?!
— В…!!!
— А, — сообразил Жар и, упав на колени, засунул руку Альку под камзол. Саврянин слегка наклонился, чтобы вору было сподручнее вытаскивать клинок, и раскинул руки с мечами, готовясь защищать обоих. Но со стороны зрелище оказалось столь впечатляющим, что на время чудесной добычи меча из… из-под камзола тсецы оцепенели с открытыми ртами. Разом обретя гибкость и проворство, саврянин метнулся влево, вправо, расшвыривая врагов, в то время как Жар сунул краденые мечи подмышки, а пальцы в рот и пронзительно засвистел.
На площади начался переполох: дремлющие возницы встрепенулись, поняли, что происходит что-то неладное (уж не война ли с Саврией началась?!), и дружно хлестнули вожжами. Две кареты тут же врезались друг в друга, из-под колес с визгом вывернулась бродячая собака. Одному тсецу тоже пришлось отскочить, чтобы его не зашибло, а бездоспешные, более поворотливые Жар с Альком, напротив, кинулись под самые копыта, разминувшись с ними на какой-то волос. Пока стражники, рыча от досады, огибали карету, беглецы шмыгнули за другую, а оттуда в переулок, где тсецы застали только несколько свежих лепешек навоза.
— В погоню!!! — вне себя от ярости орал Шарак, сбегая по лестнице. За схваткой он, как и положено военачальнику, наблюдал со стены и прекрасно видел, как саврянин с дружком вскочили на коров и дали деру. Прекрасная незнакомка была с ними и подол платья совсем не по благородному плескал на ветру, открывая ножки по самые ягодицы. Конечно, разглядеть их в темноте господин наместник не мог, но воображение услужливо дорисовало, подбросив в костер гнева вязанку ревности. Вот мерзавка, а он на ней почти женился!
Рыске было не до подола и даже не до ягодиц. Гонка по темным, узким и извилистым улочкам могла в любой миг обернуться кувырком через голову, а с учетом разбитой мостовой — и вместе с коровой. Позади нарастал, дробился и множился топот, крики: «П-п-пошла!», «Держи крыс!», «Не уйдут!!!» Погоня не то чтобы приближалась — коровы у стражи и беглецов были одинаковые, — просто угодила в лабиринт каменных домов, плодивший живучее эхо.
— Лови-и-и! — неожиданно поддержал Жар.
Альк глянул на него как на идиота, потом вдруг понимающе ухмыльнулся и тоже заорал:
— С дор-р-роги! Именем наместника!
Когда три коровы галопом подлетели к городским воротам, стража была уже всполошена до предела: ворота закрыты, все четверо охранников сгрудились возле них плечом к плечу, выставив вперед копья.
— Дело государственной важности! Откр-р-рывай! — гаркнул Альк, так круто осаживая корову, что та почти села на хвост.
— Но прика… — заикнулся было стражник, в то время как его менее подозрительные, зато более расторопные напарники бросились отодвигать засов.
— Живо!!! Вон сзади сам господин Шарак скачет! Объяснит! — Саврянин, не давая ему опомниться, хлестнул Смерть по крестцу и проскочил в щель между створками, едва та позволила.
За спиной будто разъяренная волчья стая взвыла. Из нецензурного многоголосья выделился отчаянный вопль Шарака:
— Хватай их!!!
— Хвата-а-ае-е-ем! — с готовностью откликнулся Жар, бок о бок с Рыской проносясь под аркой. — В ата-а-аку! За господина наместника! За пресветлую Хольгу!
Стражники так и торчали у распахнутых ворот, ошалело глазея то вслед «передовому отряду», то на приближающуюся погоню, пока господин Шарак до них не доскакал и действительно все не объяснил, чередуя ядреную ругань с оплеухами.
На счастье беглецов, оседланных коров в замке оказалось его шесть. На одну из них вскочил Шарак, на другую путник, Стальных расхватали тсецы. Еще десяток верховых должны, вот-вот подтянуться — за своей порцией хозяйского гнева. Преследовать беглецов впотьмах за пределами города было слишком опрометчиво. Может, они как раз этого и ждут — выманить наместника в лес и захватить в плен, а то и вовсе расстрелять из кустов? И кстати, кто — «они»?
— Что им надо-то было? — поостыв, обратился Шарак к путнику. — Воры или шпионы?
Тот устало пожал плечами, с трудом переводя дух. И ему, и корове скачка далась нелегко.
— Что-то они определенно взяли.
— Деньги? Драгоценности? Бумаги? — заволновался Шарак. Как у любого наместника, грешков за ним водилось предостаточно. То бишь не больше того, что согласны терпеть народ и тсарь, но при желании докопаться можно запросто.
— Сложно сказать. — Путник сощурился вслед беглецам, уже почти невидимым в тени леса. — Но, сдается мне, особого вреда они вам не причинили. Не успели либо вообще не за тем в замок проникли.
Господин Полтора Клинка слегка успокоился, однако так просто оставить это дело, разумеется, не собирался.
— Возвращаемся в замок, — скомандовал он, с омерзением глядя на подкрепление из одиннадцати тсецов, наконец доскакавших до ворот. — Проверим, что там изменилось.
* * *
Три коровы гуськом мчались по дороге. Жар впереди, Альк в конце, чуть поотстав, как и положено прикрывающему. В разгоряченные лица бил свежий ветер, следы зарастали темнотой, соловьи и кузнечики пели хвалу победителям, и душа вора ликовала. Как они с Альком и рассчитывали, главным оказалось вырваться из города. Сколько там тсецов в мирное время — три дюжины, четыре? Больше городу кормить не резон, и на четверть ослаблять защиту ради погони невесть за кем наместник не стал, молодец.
Они ограбили замок!
Пусть на мелочь, но белокосый был прав: теперь у Жара было что рассказывать вечером у костра, наполняя завистью сердца юных воришек. И ни у кого — ни царапины!!!