Вор обернулся, собираясь завопить что-то вроде «йо-ха-хо-хо-хо!» от избытка чувств, — но закричала Рыска.
А упал — Альк.
* * *
Шарак и его люди уже подъезжали к площади по главной, самой широкой и худо-бедно освещенной улице, когда услышали многоголосый визг, словно навстречу им пинками гнали стадо поросят.
— Что за… — Наместник приподнялся на стременах — и увидел.
От замка стаей выпущенных из шкатулки бабочек и шмелей разбегались благородные дамы и господа, в панике бросившие не только кареты, но и веера с тростями.
Следом за ними ползла темно-серая тень, подпитываясь отростками от домов.
Шарак оцепенел, не в силах отвести от нее глаз. «И выйдут из нор неисчислимые полчища, и станут они рвать плоть человеческую без страха и жалости, рассевая мор, голод и смерть…» — зазвучал в голове дребезжащий голос бродячего мольца-проповедника, которого господин наместник третьего дня велел выкинуть за городские ворота. Правда, получилось только выпроводить — у «пророка» оказалась куча последователей, грудью вставших на его защиту (груди по большей части были тощие и хлипкие, но огонь фанатизма сделает льва даже из кошки).
Молец ушел, а пророчество осталось. И начало сбываться.
Крысы бежали молча и сосредоточенно, словно на звук дудочки из детской сказки. Стеклянно блестели глаза, ровным осенним ливнем шуршали лапки. Если на их пути попадалось непреодолимое препятствие вроде дома, они обтекали его, как вода. Если преодолимое, но крепкое вроде кареты, — накрывали ее с крышей. Если хрупкое или живое — поглощали в считанные щепки. Истошные крики — даже не понять, кошачьи, собачьи или человечьи, — вспыхивали и угасали, как зарницы. Тех, кто успел вскарабкаться на крышу или хотя бы на подоконник в пяти ладонях над землей, крысы не трогали. Главное, чтобы идти не мешали.
Шараку почему-то вспомнилась осада замка восемнадцатилетней давности. Савряне, уже неделю как окопавшиеся под стенами, внезапно сворачиваются и уходят. Уходят быстро и слаженно, не затушив костров и побросав часть обозов. Горожане высыпали на стены, радостно вопят и глумятся им вслед, кое-кто даже спустил штаны и крутит задом между зубцами, рискуя получить стрелу в такую заметную мишень. Но белокосые не обращают на них внимания. Они знают, что возьмут свое в другом месте. Где?!
* * *
Жар и Рыска растерянно стояли на краю дороги. Как назло, в этом месте левая обочина круто уходила вниз, к ручью, и небольшой овражек зарос непролазными кустами — друзья уже сунулись, проверили. Точного места, где Альк в них упал, они не заметили, а что-либо разглядеть в лесной тьме не удавалось.
— Может, корова споткнулась? — предположил вор.
Рыска натужно, всухую сглотнула и покачала головой. Лишившись седока, Смерть проскакала еще сотню шагов, прежде чем сообразила, что ее уже никто не понукает. Теперь она стояла посреди дороги и недоуменно косилась назад.
— Мне показалось, будто он… спрыгнул.
— Но зачем?!
— Темно… — вместо ответа прошептала девушка, обхватывая дрожащие плечи и поднимая глаза к небу. Луна, так охотно помогавшая им в покоях Шарака, скрылась за тучами, изредка проявляясь мутным желтым пятном. — Альк!
В кустах что-то шевельнулось.
— Ты там?!
Ни звука, ни стона.
— Посторонись-ка. — Жар вытащил один из мечей и стал махать им направо и налево, прорубая просеку.
— Смотри, Алька не задень!
— Если мертвый, не задену. Если живой — тем более. Эх, факел бы… — Вор шаг за шагом спустился к самой воде, вляпался в нее по щиколотку и выругался. — Ну и как его тут искать?!
Рыска уткнулась в его спину и, вздрогнув, резко обернулась — ей почудилось, будто по просеке за ними кто-то прошмыгнул.
— Альк?
Цепляясь подолом за обрубки веток, девушка поспешно вскарабкалась назад. Коровы стояли на дороге, все три — Смерть вернулась и встала рядом с Милкой. Вид у них был настороженный, но не испуганный: морды повернуты в одну сторону, уши растопырены и вздрагивают, ноздри раздуваются. Милка изредка поматывала головой и рыла землю копытом.
Рыска неуверенно шагнула к кусту, на который они смотрели, — и наконец поняла, что произошло.
Крысы не ездят на коровах. Крысы не любят открытых мест. И ходить на задних лапах тоже не приучены.
Поза получилась неестественной и для крысы, и для человека, но Альку, похоже, в ней было удобно. Он смотрел на Рыску не мигая, и порванная в нескольких местах рубашка казалась белой всклокоченной шерстью.
— Альк!
Существо по-звериному плавно попятилось, оскалило зубы. Косы мазнули по земле. Рыске на миг почудилось, будто она стоит на пороге родительских сеней, а руку оттягивает спасительное полено. Дыхание перехватило, будто хватанула морозного воздуха, сковавшего грудь колким льдом.
— Вот зараза! — охнул Жар из-за спины подруги.
На него крыса зашипела, сгорбилась еще больше. Ей не нравилось это место, она помнила, что ей грозит смертельная опасность, а членам стаи — особенно самцу — полагалось проявлять к вожаку больше почтения!
Рыска очнулась и поспешно загородила друга собой, растопырив руки в стороны.
— Альк, — дрожащим голосам начала она, стараясь не замечать зловещего фырканья и пощелкивания зубов, — ты же не крыса. Ты сильный, ты можешь с ней справиться, я знаю! Ну пожалуйста, хоть попытайся, ведь ты никогда не сдаешься! Я в тебя верю!
Саврянин слушал, чуть наклонив голову и вроде бы успокаиваясь. В желтых глазах как будто даже появились проблески разума — но тут крыса внезапно развернулась и неторопливо полезла в кусты. Главенство подтверждено, подданные устрашены и раболепствуют, можно заняться более важными делами. Поискать еду, например.
Выхода не было.
— Держи его!!! — отчаянно крикнула девушка и первой прыгнула на Алька.
* * *
До копыт наместничьей коровы оставалось всего несколько шагов, когда серая река внезапно остановилась. По ней пробежали волны: крысы вставали на дыбки, принюхивались, огрызались друг на друга, будто впервые заметив, что рядом кто-то есть. Некоторые принялись умываться, выкусывать блох — с яростью, выдающей растерянность.
А затем крысиная рать развернулась и поползла обратно, рассыпаясь, как пепел на ветру. Гнетущее ощущение, будто ими двигает единая сила, исчезло. Теперь это были обычные крысы, спешившие вернуться в теплые уютные норы. Они шарахались от людей, норовили юркнуть в укрытие или хотя бы в тень.
Полностью затопленная зверьем площадь очистилась в считанные щепки.
Шарак трясущейся рукой провел по волосам — и словно ощутил на них свежую седину.
Когда крысиный вожак не в духе, подданные раболепствуют: валятся на бок, полузакрыв глаза, или даже подползают к нему на брюхе.