– Его зовут Адабас и он хорошо говорит по-русски, – объяснил Бизя. – Вчера Адабас отбился от группы иностранных туристов. Они его потеряли! Сначала пообещали заплатить за то, что он покажет Алтай и шаманские ритуалы, потом нажрались водки и рано утром свалили, забыв его у костра.

– Он сидел в лесочке у потухшего костра и молился алтайским богам, чтобы те послали ему спасителей, – вмешался Никитин.

– Они и послали. Нас! – засмеялся Герман. – Мы должны довезти его до Онгудая. На попутках он доехать не может, потому что, во-первых, у него нет денег, во-вторых, его не берут из-за дикого вида.

– А ворону зачем грохнули? – ещё больше удивилась я.

– Адабас сказал, – таинственным шёпотом сообщил мне Сазон, – чтобы задобрить злого духа Эрлика, нужно сделать ему подарок. Ворона в данном случае очень даже подходит. Я её с первого выстрела с ветки срубил! – Он потряс огромной жирной птицей у меня перед носом. – Так что, доча, придётся шамана с собой взять! Не люблю я духов гневить.

– Нам ещё только шаманов тут не хватало! – вдруг взорвалась Лаптева. – Он когда последний раз мылся? Да он такую заразу нам принесёт, что потом ни одна больница не примет!! Вши, блохи, лишай, туберкулёз, сифилис, тьфу!!

– А ты к нему с сексом не домогайся и никакого сифилиса не будет, – ласково посоветовал Лаптевой дед.

Лаптева фыркнула и убежала в грузовой отсек, наверное, звонить и жаловаться своему Марику.

– Ладно, солдаты, давайте проволоку инструментами перережем и попробуем к трассе прорваться, – вздохнул Сазон. – Надоело уже чернозём пахать, да и время поджимает.

– Нельзя колючку трогать, беда будет, – вдруг, не отрывая глаз от земли, тихо сказал шаман.

– Что ты бормочешь, какая беда? – всполошился дед. Он поправил слуховой аппарат и для верности приложил ладонь к уху.

– Не знаю, какая. Только плохие люди колючку тянули, – продолжал бормотать на одной ноте шаман.

– Ты видел? Ты видел этих людей, или они тебе в экстазе приглючились?!

– Не видел. Но добрый дух Ульгень мне сказал, что нельзя колючку трогать, беда будет!

– Нет, ну что я говорила! – опять возникла в дверях автобуса Лаптева. – Шизик в перьях! Дух ему наболтал!

Сазон вдруг размахнулся вороной и забросил её на проволоку, перед своим джипом.

Вверх полетели комья земли.

Именно так – сначала в небо взметнулись комья земли, потом в воздух взлетел «Гелендваген», и только потом прогремел взрыв.

Наученные боевой обстановкой этого путешествия, все, включая шамана, повалились на землю. Адабас не стал рассчитывать на помощь своих духов и тоже уткнулся носом в траву, распластавшись на ней так умело, будто полжизни прослужил в горячих точках.

Я лежала, слушая удары своего сердца. Джип, словно метеорит, шваркнулся об землю, образовав под собой небольшую воронку. Стёкол у него не было. Двери вырвало. Капот всё ещё летел, не успев приземлиться. Колёса оказались неестественно вывернуты. Раненый движок сиротливо подставил солнцу свои несчастные внутренности. Более того, он вздумал гореть. Пламя неуверенным языком показалось изнутри, потом весело и настойчиво разгорелось. Понимая, что каждую минуту может рвануть бензобак, я сорвалась с места, залетела в автобус и сорвала со стены огнетушитель.

Счёт шёл на секунды.

Но время летело, а у меня не хватало сил, чтобы сорвать кольцо и привести огнетушитель в действие.

Наконец, Бизя вырвал у меня красный баллон и направил мощную струю пены на джип.

Через минуту всё было кончено.

– Ни хрена у тебя вороны каркают! – крикнул Бизя Сазону.

Мужское братство медленно поднялось с земли. Лица у всех были красные и растерянные.

– Всё-таки жахнуло! – не без восторга в голосе произнёс Сазон. – Фиговенькая растяжка! Машина практически целая, только двери поотрывало.

– Добрый дух Ульгень мне сказал… – пробормотал Адабас, отплёвываясь от пуха одуванчиков.

– А он точно был добрый? – счёл нужным уточнить Герман.

Никитин поднял бубен и почтительно вручил его Адабасу.

– Сынку, пихай шамана в автобус, в объезд погнали!! – заорал дед. – Меня, подполкана советской армии, такой петардой не запугаешь! Танк я свой здесь брошу, от него проку теперь никакого!

Сазон бросился к своей изуродованной машине, достал деньги и документы и запрыгнул в салон, где все расселись уже по местам.

Через минуту мы мчались вдоль проволоки, в надежде объехать лес.

Бизя гнал «скул бас» на предельной скорости.

Шаман забился в уголок и на каждой кочке звенел своим бубном.

Викторина спряталась в туалет.

Ильич лежал на кровати и не подавал признаков жизни.

Дэн стоял у меня за спиной, напряжённо вглядываясь вдаль.

Герман, очевидно на нервной почве, вздумал лузгать семечки, сплёвывая кожуру на пол. Рокки, которого мы забыли покормить с утра, слизывал шелуху, высунув морду из-под кровати.

Путешествие продолжалось.

У нас оставалось всего семь часов, чтобы добраться до монгольской границы и найти капсулы.

Бизон

Высказанная Элкой мысль, что в нашей команде может находиться предатель, вернее – подсадная утка бандитов, прочно засела у меня в голове. Как ни пытался я прогнать прочь это нелепое предположение, оно прочно расположилось в моём сознании, словно непрошенный гость на хозяйском диване.

Нам удалось не только объехать злополучный лесок, но и найти плавный выезд на Чуйский тракт. Это было большой удачей, потому что дальше, перед Семинским перевалом, вывернуть на трассу было практически невозможно. Вдоль дороги начинались скалы и хвойный лес.

«Чёрт бы побрал эту поездку!» – в тысячный раз подумал я.

Невидимое преследование борисовцев достало меня до колик в печёнке. Нет ничего отвратительнее, когда ты не знаешь врага в лицо, а он не только в курсе каждого твоего шага, но и опережает тебя в твоих намерениях. Исчезновение Ганса, автомобильная пробка, взрыв джипа, гонка по бездорожью – все эти события выбили меня из колеи окончательно. Мне стыдно было признаться в этом даже себе самому, но, кажется, я созрел для решения плюнуть на бельгийских заложников и бросить автобус на ближайшей автостоянке. Или даже не на стоянке, а на обочине. Нет – не на обочине, а посреди дороги! Пусть стоит укором всему человечеству…

Наверное, если бы не эта гадкая мыслишка о том, что среди нас может находиться предатель, у меня не возникло бы такого острого желания схватить микрофон и заорать по громкой связи о том, что – всё, аллес! – наш вояж завершён, мы бросаем «скул бас» прямо здесь, на дороге, а сами рвём когти в Сибирск.

«Спокойно, Глеб Сергеич, спокойно! – уговаривал я себя, выжимая из автобуса предельную скорость, – Ведь если ты – педагог, альтруист и филантроп, – смалодушничаешь, то милого маленького бельгийского народа станет на несколько человек меньше…»