— Любить иных, — неопределенно ответил Покровский, — тяжелый крест.
Тем временем оперативники размышляли, как удалить мужчин из-за столика.
— Девица должна остаться одна! — заявил Негодько, и в этот миг возле кафе «Бригантина» появился костлявый мужчина в очках-хамелеонах.
Вихляющей походкой он проследовал мимо бритого, который подался вперед, и негромко сказал ему:
— Додик, она твоя.
Оперативники немедленно «срисовали» новый персонаж драмы. Впрочем, он был им известен и тоже находился под наблюдением.
— Додик уселся за столик в углу, — сообщил лейтенант. — Наша подопечная не знает его в лицо.
Вероятно, именно ему поручили работу.
— Немедленно нужно убрать оттуда всех мужиков! — завопил Негодько. — Давайте, думайте — что мы можем с ними сделать?
— Арестовать, — немедленно предложил кто-то.
— Отозвать всех по одному под благовидными предлогами, — сказал лейтенант.
— Точно! — обрадовался Негодько. — К Покровскому, допустим, подойдут и скажут, что его машина не правильно припаркована, он выйдет на улицу, и тут мы его придержим.
— Шевердинского можно поймать на девушку.
Пусть наша Таня исхитрится и хотя бы ненадолго займет его разговором. Может быть, ей удастся переманить его за свой столик. Ну, знаете, как это бывает? Что делать с мальчишкой, я пока не решил, а вот этого, здорового, надо подозвать к телефону.
Он подойдет, и мы его быстренько обработаем.
— А как его позвать к телефону, когда мы не знаем его фамилии! — заметил лейтенант.
— Тогда мы позовем к телефону Покровского, а этот пусть отгоняет машину.
— Но он без машины!
— Чтоб он сдох, проклятый.
— Придумал! — сказал Негодько. — Сейчас я быстренько узнаю телефон газеты «Наш район» и спрошу у Пети Шемякина. Он друг нашей девицы, он должен знать.
Петя Шемякин долго спрашивал и переспрашивал, кто и зачем ему звонит, потом промямлил:
— Не помню я, как его фамилия. Точно знаю, что она образована от названия какого-то оружия.
Что-то вроде Парабеллумова, только попроще.
— Наганов? — с надеждой спросил Негодько. — Или, может. Автоматов?
— Пистолетов, — подсказал лейтенант.
— Нет, не то, не то, — пробормотал Шемякин и принялся перебирать:
— Винчестеров? Винчестерский? Кольтов? Что-то такое обычное, не Слишком бросающееся в глаза. Оружейников? — спросил он сам себя. — Прямо «Лошадиная фамилия»!
— Ты же сказал — оружейная! — заорал Негодько. — Совсем спятил?
— Спокойно, — испугался Петя его воплей. — Это я просто Чехова вспомнил. Там тоже над одной фамилией думали. Только над лошадиной.
— Боеприпасский, — родил лейтенант. — Березкин.
— Это не оружейная, а какая-то помоечная фамилия, — отмахнулся Негодько. — Может, Пулькин? Или Стволов?
— Не помню! — заныл Шемякин на том конце провода. — Пристрелите, не помню!
— Стреляев, — немедленно предположил лейтенант.
Кончилось все тем, что к столику, за которым шла оживленная беседа, подошел странный тип в рубашке с закатанными рукавами и татуировкой на пальцах и спросил, наклонившись к интересующему его объекту:
— Слышь, кореш! Мы с тобой, кажись, в одной школе учились. Ты ведь Петров?
— Да нет, я Калашников, — ни о чем не подозревая, ответил тот.
— Ах ты боже мой! — воскликнул тип, хлопнул себя ладонями по ляжкам и счастливо засмеялся. — Калашников! Едрит твою налево! Калашников! Со смеху помрешь. Калашников!
Когда он ушел, Калашников вздохнул и пробормотал:
— Дураков — что грязи…
Тем временем Додик заказал себе сложный коктейль и высасывал его через трубочку, задумчиво разглядывая свою будущую жертву. Потом он встал, потянулся и решил прогуляться к витрине с расставленными на ней блюдами. И тут к оперативникам пришла сенсационная информация: при передаче выкупа основная часть бандитской группировки была задержана, а заложница освобождена. Им дали команду взять бритого и Додика. Надобность во временном сотрудничестве с ними отпала, поэтому дожидаться, пока они нападут на Наташу, не имело смысла.
Операцию захвата провели быстро и грамотно.
Когда Додика, аккуратно, под ручки вывели на улицу, Негодько возвратился в кафе и отсалютовал Наташе.
— Все, девушка, — сказал он, подойдя к столику. — Гуляй себе спокойно. Поняла? Все взяты, дело закрывается.
— Господи! — воскликнула Наташа и вскочила на ноги. — Просто не верится!
Закрыла глаза и засмеялась. Все сидевшие за столом мужчины наблюдали за этой сценой с огромным недоумением.
— Валентин Львович, а вы вели оперативную съемку? — поинтересовалась Наташа, продолжая улыбаться.
Негодько немедленно насторожился и спросил:
— А в чем дело-то?
— Дело в том, — ответила Наташа, — что вот этот человек задумал меня убить и только что отравил мой кофе.
Она повернулась к столу и указала на Валеру Козлова.
— Когда он уронил сахарницу и пока возился с ней, пронес руку с пакетиком над моей чашкой, ссыпав туда несколько крупинок цианида.
В столовой дома Покровского было негде яблоку упасть. Даже Генрих сегодня презрел свои обязанности и ни разу не поднялся со своего места, чтобы переменить чашку или подлить кому-нибудь кипятку. Он просто глаз не сводил с Наташи, которая сидела во главе стола, словно султан, окруженный любимыми женами.
— Чувствую себя бароном Мюнхгаузеном, — призналась она, когда по возвращении домочадцы облепили ее, словно осы яблочный огрызок. — Я разливаюсь соловьем, все смотрят мне в рот и не верят ни одному слову.
— Мы верим! — горячо возразил Стае. — Но нам не верится.
— Перестаньте на нее наседать! — рявкнул Покровский. — Пойдемте в дом, сядем, и она нам все объяснит с самого начала.
— Андрей, ты совершенно невозможен! — воскликнула Лина. — Заставляешь меня вести себя чинно, когда мне хочется визжать от любопытства.
— Визжи, — разрешил ей муж. — Я тоже хочу визжать. По ночам мне снилось, что убийца — это ты.
— Что-о-о?! — закричала Лина, остановившись и глядя на него глазами размером с любимые Генриховы вазочки для варенья. — Ты меня подозревал?! Да ты просто… Ты просто…
— Я просто твой несчастный муж, которому ты изменяла, — совершенно спокойно заметил Вадим и, насвистывая, направился в столовую. — Генрих, подавай кофе!