Рипей с сотней наемников пробился через ряды артан, оглянулся, прокричал:
– Где Тулей? Почему не вижу?
Один из наемников крикнул:
– Он хорошо дрался, но его изранили, как будто на нем рубили свинину. Мы его в беспамятстве положили на телегу. Двое наших увезли в лес…
Рипей просиял:
– Прекрасно! Это испортит дикарям победу!.. Ну, а мы дадим последний бой!.. за мной!
* * *
Под Придоном убили третьего коня, дальше рубился уже пешим. Никому опередить себя не позволял, весь забрызганный кровью, с прилипшими на молоте человеческими волосами. Он выглядел как свирепый бог войны. Он не верил своим глазам, никто из куявов не упал на колени и не просил пощады, никто не стремился сдаться в плен и спасти жизнь. Даже те, кто остался в одиночестве, дрались со всей яростью. Им кричали, обещали не только жизнь, но и свободу: ведь победителям надлежит быть великодушными, однако разъяренные куявы отвечали бранью, бросались с поднятым оружием и гибли, пораженные, как и надлежит погибать мужчинам, в грудь и голову.
В числе последних героев сражался Рипей. Он выглядел несокрушимым, вокруг образовался вал из трупов, а когда сделал пару шагов вперед, Придон понял, что такие горы трупов Рипей оставляет за собой с самого начала битвы. Блестящие доспехи потускнели от множества свежих зарубок, огромный меч в зазубринах, но сам Рипей даже не ранен, и всякий, кто вступал с ним в поединок, погибал от первого же удара. На него пробовали бросаться по двое и по трое, что вообще-то гнусно, если не в общем сражении, а сейчас как раз битва уже закончилась, пора следовать совсем другим правилам…
– Эй, – прокричал Придон свирепо, – ты узнал меня, герой?
Рипей повернул к нему голову. Придон подходил медленно, давая Рипею время собраться для схватки с новым противником.
– Ты, – донесся глухой голос из-под шлема, – тот самый… Почему я не убил тебя тогда?
– Ты можешь попытаться сейчас, – сказал Придон зловеще. – Твое имя будет овеяно славой!
– Мне не побить тебя, – ответил Рипей, – и ты знаешь почему. Даже без меча Хорса в руке ты сильнее… Но я дам тебе бой! И мое имя в самом деле будет покрыто славой, а вот твое…
Он не стал ждать, пока подойдет Придон, сам шагнул по залитой кровью земле. Воины вокруг затаили дыхание, тяжелый молот и такой же тяжелый меч замелькали с одинаковой легкостью. Воздух наполнился грохотом, лязгом, треском.
Придон двигался со скоростью, удивившей даже его самого, но в голове вертелись загадочные слова Рипея насчет его имени, что будет покрыто не славой, а… Он пропустил два сотрясших его удара, во рту стало солоно, и, озлившись, двинулся вперед, молот загремел по стальному доспеху. Раздался треск, это лопнул панцирь, но Рипей сражался все так же неистово и стойко. Придон могучим ударом расколол стальной шлем, осколки брызнули во все стороны, как испуганные воробьи. Он на миг увидел залитое кровью, искаженное болью лицо, Рипей успел взмахнуть мечом, Придон принял удар на кованую рукоять молота, ухватив двумя руками. Все видели, как их неистовый тцар, быстро перехватив страшное оружие поудобнее, угодил великану прямо в середину груди.
Рипей качнулся, как дерево под ударом катящегося с горы валуна. Изо рта плеснула кровь, меч вывалился из руки, а разбитый щит соскользнул с локтя. Глаза затуманились, но на лице проступила слабая улыбка.
– Я победил, – услышали все его громкий хриплый шепот. Он повалился с грохотом, как падающая осадная башня.
* * *
Придон позволил вылить себе на голову пару кувшинов холодной воды, смывая кровь, и, как тцар и единственный руководитель похода, снова взобрался в седло и уже оттуда обозревал поле битвы. Все покрыто телами павших, трупами коней, блестят обломки мечей, топоров, копий, дротиков, в лужах крови отрубленные руки, головы, ноги, белые плащи полка Белозерца втоптаны в кровавую грязь и стали пурпурными.
Рядовые воины с лекарями бродят по местам ожесточенных схваток, помогают, выносят раненых. Кроме своих раненых, оказалось немало и куявских. Простых ратников дорезали на месте, чтобы не нарушали торжественную тишину воплями и стонами, а героев принесли и положили на краю ратного поля. Среди них были известные артанам люди, даже полководцы, но Тулея, как ни искали, не оказалось.
Неожиданно прискакал на взмыленном коне Вяземайт. Придон насторожился, но Вяземайт прокричал громко:
– Аснерд жив!.. Его просто сильно помяли. Какая-то сволочь снизу вспорола живот его коню!.. А потом почти раскололи его гранитную голову…
Воины радостно закричали, Придон раскинул руки, Вяземайт наклонился к нему, они обнялись. Придон ощутил, как от избытка чувств в глазах защипало, а взор затуманился.
– Слава богам, – шепнул он. – Я пробыл без него всего час, а мне так одиноко и холодно!.. Где он?
– Отнесли к его шатру, – ответил Вяземайт. Он ликующе улыбался. – Но это еще не все хорошие новости…
Придон спросил с радостной надеждой:
– А что еще?
Вяземайт указал на крепость:
– Взгляни.
Над дворцом развевался желто-голубой прапор с огненным конем.
– Как это… – воскликнул Придон. Он не верил глазам, ибо собирался долго осаждать, штурмовать, долго бросать огонь из баллист. – Как удалось?
– Погляди, – ответил Вяземайт с недоброй ухмылкой, – кто сюда скачет…
* * *
Наместник допустил ошибку, послав на помощь Тулею весь юродской гарнизон, а второй серьезный промах был, когда велел открыть перед отступающими городские врата. Вместе с остатками гарнизона ворвались и артане, завязалась жестокая битва, ворота все-таки сумели закрыть, ворвавшиеся артане полегли, но погибли и все те, кого они преследовали, а самих артан сумели добить стрелами со стены и с башни.
Но Вяземайт, холодно рассчитывая битву, все время помнил о конечной цели: взятии крепости. Когда Мирошник вывел на помощь Тулею весь гарнизон, Вяземайт торопливо сказал Канивцу:
– Пора! Твой час пришел!
Тысяча кавинчан уже стояла в лесу с протипоположной стороны крепости. Когда прибыл Канивец с приказом, все помчались к стенам, у каждого пятого в руках лестница. Их даже не заметили, ибо все, кто мог держать в руках оружие, вышли из ворот в помощь сражавшемуся Тулею. Артане быстро приставили лестницы к стенам, глазомер не подвел, хватило даже с запасом, быстро начали взбираться, Канивец придержал у ближайшей башни, пока не взобралась половина, затем с воинским кличем побежали по стене, сметая с пути усталых защитников.
Участь крепости была решена. Мирошник, сам раненный трижды, едва держался на ногах, он первый заслышал артанский клич на стенах его крепости, застонал в страхе и яростном бессилии, закричал изо всех сил: