— А если наше будущее действительно настолько ужасно?

— Нет, этого не может быть! — ответила королева с решительностью, граничащей с истерикой. — Всегда есть надежда.

— Что же она показывает тебе?

Она посмотрела на него с грустью.

— Слишком много… Я вижу, как оканчивается эпоха эльфов. Я вижу, как я разрушаю творение альвов. Я вижу знамя Древа Праха, развевающееся над нашей столицей. И я вижу… — Она вздохнула. — Нет, это бремя я буду нести одна. Тебе нравится Люк, не так ли?

Олловейн кивнул.

— Да. Он пробуждает во мне тоску. Я никогда не думал, что смогу завидовать сыну человеческому.

— Он опасен, хотя дар Девантара и угас в нем. Он пытается уговорить тебя совершить какую-нибудь романтическую глупость, не правда ли? И ты склонен поддаться ему, хотя преисполнен беспокойства о Мириэлль.

Было неприятно стоять напротив кого-то, кто знает об ошибке, которую ты еще не совершил.

— Ты можешь дать мне совет, моя королева?

Эмерелль рассмеялась.

— Нет, это было бы бессмысленно. Ты послушаешь не меня, а свое сердце. В этом самое большое различие между тобой и Фальрахом. Могу сказать тебе только одно: если ты сомневаешься в Люке, убей его. Сразу, не колеблясь. Я видела много вариантов будущего, где ты казнишь его. Он — ключ к нашей судьбе. Это он разорвал границу между Альвенмарком и миром людей. Он обладает силой либо разрушить все, либо спасти Альвенмарк. Если он вступит на неверный путь, то в твоих силах спасти нас. Ты не имеешь права колебаться. Иначе судьба нашего мира свершится.

— Я не вижу в мальчике ничего злого.

Эмерелль вздохнула.

— Тут ты прав. У него доброе сердце. Он погубил бы нас нечаянно. Так же как по незнанию открыл перед Новым Рыцарством ворота в Альвенмарк. Мир, каким мы его знаем, продержится не дольше двух лет, Олловейн. Все изменения нам уже не остановить. Но в наших силах сохранить Альвенмарк как место, в котором стоит жить. И решать это тебе и мальчику.

— Я не хочу быть палачом.

— Судьба не спрашивает. Если ты не пойдешь с Люком, Фальрах станет сильнее. Ты же знаешь, он не делает романтических глупостей. Он тоже способен оградить Альвенмарк от знамени Древа Праха. Но если бы я могла выбирать, то я выбрала бы будущее, которое может подарить нам Олловейн.

Мастер меча удивленно поглядел на нее. Как она может решать не в пользу Фальраха, отдавшего за нее свою жизнь?! Неужели она действительно принесла бы своего возлюбленного в жертву Альвенмарку?

— И после этого наступит мир?

— Ты мастер меча, Олловейн. — Она колебалась.

В ее широко раскрытых глазах читались страх и печаль, и это тяжким грузом легло ему на сердце. Неужели он обманулся в ней? И она хотела вовсе не Фальраха…

— Ты никогда не будешь жить в мире, друг мой. А теперь иди и слушайся своего сердца. Я и так уже открыла тебе больше, чем следовало.

Гептарх

Тарквинона едва не застали врасплох. Жиль де Монткальм любил сюрпризы. А еще он был очень недоверчив. Целую неделю Тарквинон ежедневно докладывал совету гептархов о ходе допросов. Нужно было принимать срочные решения. Он предоставил своим братьям письма. В том числе и новое письмо, которое написал для него этот проклятый ублюдок. Негодяй исчез. Он словно растаял в воздухе, хотя Тарквинон отрядил для слежки за ним трех расторопных ребят. Он найдет его. Тот, у кого есть столько золота, сколько получил Фернандо за свое предательство, рано или поздно покажется. Пусть даже он и очень хитер.

Тарквинон увидел Жиля у бронзовых ворот, которые вели вниз, к покоям вопрошающих. Гептарх беседовал со стражниками. На высоком худощавом гептархе была темно-синяя сутана из тонкой ткани с серебряным поясом. Аккуратно подстриженные усы и длинные, до плеч, седые волосы подчеркивали его узкое лицо, покрытое коричневыми пятнами, что для церковного сановника, очень редко бывающего на солнце, было удивительно. Все выглядело вполне безобидно. Впрочем, Жиль привел с собой семерых свободных рыцарей, дворян со старой родословной. Многие гептархи заводили себе гвардию из дворян, родом из того региона, где началось их восхождение по карьерной лестнице. Пожалуй, самым выдающимся качеством всех князей Церкви было недоверие. Они окружали себя бойцами, наемниками или гвардейцами благородных кровей, прегустаторами и предсказателями. Они пытались обезопасить себя от всех превратностей жизни, потому что очень редко умирали своей смертью, хотя за пределами внутреннего города почти всегда были неизвестны.

Тарквинон привел с собой только троих из своей личной гвардии. Он не мог долго размышлять и не хотел, чтобы его появление выглядело угрожающим. Не прошло даже четверти часа с тех пор, как он узнал о том, что Жиль собирается навестить пленников.

Все закрутилось слишком быстро. Теперь он жалел, что ему недостало мужества привести с собой больше людей.

— Дорогой мой Тарквинон, тебе действительно не стоило наносить мне визит. — Старый гептарх сердечно улыбался, хотя на самом деле его слова означали: тебе не следовало приходить!

— Мой дорогой друг, как я могу оставаться в стороне, ведь тебе придется столкнуться с вонью и неприятными ощущениями от посещения этого места?!

— Как мне сказали, сегодня ты был в темнице уже трижды. — Покрытые пятнами желтые зубы гептарха лишали его улыбку сияния. — Можно подумать, что тебе нравится проводить время в этом месте кошмаров.

Тарквинон спросил себя, не угроза ли это. Может быть, старик разгадал интригу?

— В столь далекое от бога место меня приводит исключительно долг.

Жиль поднял брови.

— Твои обязанности в том, чтобы находиться вдали от бога?

— Что ты имеешь в виду? — Тарквинону с трудом удавалось сохранять вежливость.

Старый гептарх разразился блеющим смехом и успокаивающе похлопал его по руке.

— Всего лишь шутка, брат. Всего лишь шутка.

Гроссмейстер украдкой оглядел сопровождающих гептарха. То были шестеро мужчин и одна женщина. Мужеподобная женщина, которая не хотела носить юбки и платья, как положено. Все они были высокими и стройными. На всех были брюки с сапогами и пестрые кожаные камзолы со шлицами. От взгляда Тарквинона не укрылось, что по крайней мере трое из них под камзолом носили мелкосетчатую кольчугу. Все они были вооружены рапирами и кинжалами, символами дворянского сословия. В отличие от наемников им нельзя было запретить входить во внутренний город вооруженными.

— Тебе нравится Лейла, брат? В прошлом году она выиграла крупнейший турнир по фехтованию в Марчилле и выставила мастеров фехтования нашего дорогого друга, эрцрегента Марчиллы де Лионессе, дрессированными обезьянами. Она из теараги, которых привел в лоно возлюбленной нашей Церкви святой Клементий, хотя должен признаться, что они сохранили некоторые весьма языческие привычки.