Зверь неожиданно отодвинулся, и Зимин сполз на землю. Он снова открыл глаза и обнаружил в небе вторую Большую Медведицу, которая сегодня светила почему-то слабее первой. Большая Медведица плыла себе по своим делам. Зимин осторожно огляделся и увидел, что камня нет, вернее, камень сдвинут, а на его месте виднеется черная дыра.

Колодец, подумал Зимин и даже подивился своему остроумию и спокойствию. Он попробовал было пошевелить рукой, но рука была деревянная. Тогда Зимин решил закричать, а вдруг гномы усовестятся и придут на помощь, но и закричать тоже не вышло. Он не мог даже говорить. В голове к месту всплыло идиотское «одного чувака укусил овцебык…» Оборотень приблизился, он подцепил Зимина когтем за пояс и поволок к яме.

Это был самый неприятный момент в жизни Зимина.

Все восемь метров, все то расстояние и время, пока зверь волок его к колодцу, Зимин представлял себя на дне глубокого холодного провала, придавленного сверху круглым гранитным камнем. И как ни старался Зимин собрать в кулак волю, сконцентрировать силы и освободиться, как это делали герои фильмов, это у него не получилось. Ему и в самом деле предстояла малоприятная, трудная смерть. Такой смерти не пожелаешь никому даже понарошку.

Зимин успел подумать, что лучше, конечно, упасть в колодец головой вверх, чем головой вниз, в падении головой вниз практически никаких преимуществ нет…

Оборотень замер. Какое-то время он стоял над Зиминым, затем из его пасти потекла чернота, оборотень вздохнул и завалился на бок.

– Иногда хочется чего-то непонятного, – сказал песчаный динго.

Глава 29 Небесная вода

– Отец тебе всегда говорил – не перегибай ты с этими играми, не перегибай. С ума соскочить – недолго. Слышал, что с Фуфлыжниковым случилось?

Мать сидела на кровати и аккуратно красила себе ногти в красный цвет.

– Ты как-то плохо выглядишь, опять всю ночь не спал? Может, тебе воды?

Мать дула на ногти с целью их быстрейшей просушки.

– Экзамены скоро, ты бы хоть книжки почитал.

– Мое поколение бежит книжной премудрости, – ответил Зимин. – Мое поколение предпочитает познавать жизнь такой, какая она есть.

– Трепло ты, – сказала мать. – Мое моколение, мое поколение… Мое поколение сопит в тряпочку… В кого ты такое трепло, а? Я пирожки с малиной испекла.

– Здорово. Буду малиновкой. А Фуфлыжников – придурок.

– Все равно книжки надо читать. Я в твоем возрасте читала, а ты все в игры играешь. И зачем тебе это? А этот жуткий Ляжка? Ты хоть знаешь, что он курит? А эта куртка в прошлом году? Все до сих пор на него думают.

– Это не он, я точно знаю.

– Бандитом станет. А мать у него хорошая женщина.

Зимин дунул в потолок, и «Б-17», собственноручно им изготовленный бомбардировщик, закачался.

– Иногда хочется чего-то непонятного, – сказал Зимин. – Ты мне имя еще не придумал?

Зимин проснулся в четыре тысячи восемьсот двадцатый раз и подумал, что никаких бомбардировщиков он никогда не клеил в силу своей лености.

Как говорили классики, было раннее утро. И все признаки раннего утра были налицо: и птички как положено щебетали, и солнце своими лучами ласкало, и лес изумрудной зеленью шелестел, и река где-то вдали катила свои бирюзовые воды. Песчаный динго сидел посреди поляны и поворачивал за солнцем спинной гребень. Зимин проморгался. Оборотня не было, камень покоился на прежнем месте, пахло керосином.

– Привет, – сказал Зимин.

– Здравствуй, – сказал песчаный динго. – Я так и предполагал – солнца тут мало, потому что леса. Приходится долго подзаряжаться.

Песчаный динго хрустнул суставами, и Зимин увидел, как внутри него полыхает синее электрическое пламя. Как всегда.

– А где… этот…

– Его больше нет, – ответил динго. – И кто только таких придумывает? Я тебе еще тогда говорил.

– Придурки всякие. – Зимин сел. – Ты бы знал, сколько там придурков! Там их полно! Десятки тысяч придурков. И те, кто придумал Страну Мечты, – еще не самые поганые придурки. Есть хуже. А я ему клык собирался вырвать.

Песчаный динго сложил гребень, по его морде ничего нельзя было понять, это было очень ценное качество.

Зимин поднялся. Руки-ноги слушались, голова вертелась. КА82 подошел ближе и сел рядом. От него пахло хвоей и льдом.

– Я много думал, – сказал КА82. – Прайд шел сквозь пустыню, я все время думал. И понял, что мне надоело быть просто существом. Я хочу знать, что такое «соленое». Вот ты, как ощущаешь «соленое»?

– Соленое и есть соленое. – Зимин огляделся. – Его ведь не опишешь.

– Вот видишь, – динго сощурил фасеточные глаза. – А у меня в голове линии и квадратики. И цифры. Мне надоели линии и квадратики. Это любому надоест. Я и вижу все так – все ноли и единицы, туда-сюда скачут. Мне надоело ходить по пустыне. И я хочу видеть как все. И хочу, чтобы меня звали.

– Ты как Железный Дровосек, – Зимин потрогал стальной бок.

– Кто?

– Мультик такой был, – пояснил Зимин. – Там, короче, такой баран был железный, а ему хотелось, чтобы у него было сердце и чувства, так ему не жилось, маялся все.

Зимин осмотрел арбалет, арбалет оказался раздавленным.

– Как его звали? – спросил КА82.

– Железный Дровосек. Но это плохое имя, дебильное. Сейчас так никого уже не называют, сейчас японские имена в моде…

– И что с ним стало? – динго повернул в сторону Зимина голову. – С тем существом?

– В конце все желания исполняются. Его тоже исполнилось. Он получил сердце. Но счастлив не был.

Динго понюхал воздух.

– Мне нужно имя, – сказал он. – Сердце у меня уже есть.

– Я еще подумаю, – ответил Зимин. – Тут нельзя спешить, сам понимаешь…

– Думай быстрее, – пес лег на землю. – Мне надоело быть безымянным, это нехорошо.

Зимин отыскал место, куда упал меч. Меч воткнулся в землю и теперь тихонечко пел на солнце от излишнего разогрева.

– Я тебе придумал временное имя. – Зимин встал и отряхнул колени. – Я буду называть тебя Ка. Я тебя так, кажется, уже называл.

– Хорошо, – согласился песчаный пес. – Мне нравится. Только это не настоящее имя, все-таки я хочу настоящее. Там, в лесу, существа.

– Это, наверное, гномы, – Зимин приосанился. – Слушай, Ка, ты им не говори, что это ты вервольфа завалил, ладно?

– Ладно. Мне все равно.

Из леса и в самом деле показались гномы. Они шли большой процессией, с черными стягами и траурными трубами, за ними шагал убранный опять же в черное Игги. Игги был впряжен в кривую телегу, Зимин увидел ее и решил, что это катафалк. Игги вел за узду совершенно микроскопический гноменок, он кусал большой гриб и через раз протягивал его коню.