Его слушали с жадным любопытством. Даже Бабурин поставил чашку, явно боясь выронить. После перестройки все эти Ивановы враз объявили себя Ивансонами да Иванбергами, ринулись менять паспорта на еврейские, но этот до сегодняшнего дня не проронил ни слова о своей подлинной национальности.
– Да, – сказал Немков после паузы, – да… я антисемит. В той же страшной степени, как Барух Спиноза или, скажем, голландские раввины, предупреждавшие, требовавшие, а потом и впрямую запрещавшие принимать на откуп в Польше православные церкви… Вы не знаете того исторического факта, как именно вся Украина стала страной антисемитов?.. Нет? Вы только про победы читаете? Так вот я вам напомню печальный исторический факт, который подтвердят все историки, но вспоминать о котором наши еврейские историки не любят. Итак, на Украине и следов антисемитизма не было – это тоже отмечают все, – до тех пор, пока правительство Польши не предложило еврейской общине Польши… взять на откуп православные церкви покоренной Украины. Вы знаете, что такое откуп? Одно время это явление было весьма популярно в Европе. Крупнейшим откупщиком, к примеру, был Лавуазье, открывший закон сохранения веществ. За что и был казнен в грянувшую революцию. За откупщичество, а не за открытие закона, естественно. Откупщик, это человек, который брался, к примеру, собрать налоги с какой-то области, региона или даже страны. Правительство по каким-то причинам не решалось или не умело, а откупщик брался. При этом отдавал правительству заранее оговоренную сумму, а себе оставлял все собранное сверх этой суммы. Понятно, с каким рвением он старался выдавить из населения побольше этого «сверх»! Еврейская община взяла на откуп все православные церкви на Украине! Итак, с того дня по всей Украине за посещение православной церкви была установлена плата. Польские власти оказались как бы ни при чем, а при каждой православной церкви отныне стоял еврей со стражей и собирал с украинцев, собирал, собирал… За его спиной, конечно, стояли вооруженные поляки, но собирал все-таки еврей! И торговался, требовал, настаивал, не пропускал в святая святых – церковь… В городских церквях брал по монете или по две с рыла, с деревенских брал курами, яйцами, гусями, салом, полотном, любыми изделиями, которые можно продать…
Лютовой вставил ехидно:
– Евреи брали сало?
– Евреи брали все, что можно было продать или перепродать, – ответил Немков безмятежно. Майданов смотрел на него с беспокойством, впервые самое страшное обвинение на свете – «антисемит» не сработало. Да и как-то странно его применять к старому еврею, который явно же не отказывается от своего еврейства. Даже подтверждает. Немков грустно продолжал: – И вот в массовом сознании рядового украинца за несколько поколений образ оккупанта-поляка вытеснился образом еврея, который не пускает, повторяю, в святая святых – церковь! Стоит, образно говоря, на его пути к Богу. В любую церковь, куда ни пойди, везде стоит еврей и требует либо денег, либо мяса, кур, яиц, сала, полотна за посещение церкви. За спиной, понятно, польские стражники, но молчат, а в церковь не пускает именно еврей!.. И вот результат: одни за другим восстания, которые историки стыдливо называют антипольскими, но в которых в первую очередь вырезались полностью еврейские общины. После этих «антипольских» на Украине не оставалось ни единого еврея. Поляки остались, а евреи – нет. Потом, понятно, после долгих битв поляки одерживали верх, снова начиналось то же самое, пока Хмельницкий не сумел переломить ход борьбы, в очередной раз истребив все еврейское население на Украине. Украину провозгласил независимой, после чего воссоединил ее с Россией… Андрей Палиевич, вы так и не поняли, зачем я это так подробно рассказываю?
Майданов развел руками, открыл и закрыл рот. Лютовой посматривал с живейшим интересом, но помалкивал. Шершень снова увидел осу, поднял блюдечко с остатками чая и пробовал приманить охотницу за сладостями. Бабурин предположил:
– А нас евреи чем-то обидели. Говорят, Гитлер тоже был евреем, только бедным. Богатый еврей не выдал за него дочку, вот Гитлер и стал евреев… того, мочить! Сперва в сортирах, а потом по всей стране.
Немков отмахнулся:
– Молчи, дурилка. Андрей Палиевич, сейчас ситуация повторилась. Только евреи стоят не у входа в христианские церкви, а у любого входа наверх, будь это средства массовой информации, банки, правительства, наука, искусство, литература и прочее-прочее. А раздражение нарастает!.. Вы спросите нашего уважаемого Алексея Викторовича, что происходит, когда раздражение перехлестывает через край?..
– Бред, – сказал Майданов с апломбом. – Времена черной сотни прошли. Русский народ чересчур инертен. А наша духовная составляющая чересчур сильна, чтобы наш кроткий и богобоязненный народ вот так снова решился на погромы… Все-таки вы – антисемит! Не знаю, из каких побуждений, но вы – антисемит!
Немков развел руками:
– Вот посмотрите, вы уже который раз за вечер назвали меня антисемитом. А что я сказал? Я ничего не сказал такого, чего не знаете вы, не знают другие. Общеизвестные факты, прекрасно известные из печати! Я сказал, что большую часть СМИ, банков держат в руках евреи. Вы тут же назвали меня антисемитом, но объясните, в чем здесь антисемитизм?.. Э-хе-хе, я застал то страшное время, когда едва кто-то скажет что-то критическое о существующем строе социализма, тут же вокруг него образовывалась торричеллиева пустота. И все нервно смотрят с опаской из дальних углов. Не столько даже на этого опасного человека, сколько друг на друга: как бы кто не подумал, что я, вот такой правильный, общаюсь с этим человеком!.. Вам не кажется, что сейчас ситуация повторяется?
Майданов сказал сердито:
– Не понимаю, о чем вы.
– Понимаете прекрасно, – сказал Немков отечески. – Да только вам страшно. На самом деле в глубине вашей конформистской души вам тоже это не нравится. Вы уже заглотнули воздух свободы, евреям за это особая благодарность, но теперь вам не нравится, что возникают и расширяются новые закрытые для обсуждения зоны. Закрытые даже для упоминания!
Майданов вскинул голову, проговорил свысока:
– Есть вещи, о которых даже говорить непристойно.
Лютовой опустил глаза в чашку. Я чувствовал его неловкость, внезапно возникшую неуверенность. Как если бы он вышел с обнаженным мечом на арену боя, а противник снял доспех и отдал ему свой меч. Хреновое положение, черт бы его побрал. Это Бабурин врезал бы… Нет, даже Бабурин заколебался бы, всем нам подавай хотя бы слабое сопротивление.
Немков все чаще поглядывал на Лютового, заговорил с прежней печалью:
– Стратегическая ошибка была в том, что любую критику действия любого еврея сумели связать с нападками на культуру вообще. На общечеловеческие ценности, на мировые ценности и так далее. Это дало неоспоримые тактические преимущества: можно критиковать кого угодно и как угодно, но никто не осмеливается сказать хоть слово в адрес еврея. Вроде бы здорово, но… раздражение нарастает как раз у шабес-гоев. У мальчиков, которые вынужденно выполняют требования еврейской верхушки, служат им, получают от них деньги и льготы. Что делает русский народ, когда прижат к стене, а умных доводов нет?.. Он хватается за дубину. Но в чем особенность нашего времени?