Макс растолковал ее молчание и вдруг возникшую отрешенность во взгляде однозначно.
– Значит, было... – с ужасом произнес он. – Господи, как я мог так ошибиться! Значит, вместо того чтобы...
– Макс, люди часто ошибаются.
– Но как ты могла? – с отчаянием произнес он. – Как ты могла...
– Я люблю его.
– Любишь... – с отвращением протянул он. – Вот оно как...
Наташа открыла дверь.
– Любишь? Ну и катись к нему! К черту... убирайся к черту! Надо было оставить вас там, надо было сделать так, чтобы вы там сдохли...
Она бежала к выходу вдоль стеклянных стеллажей и думала о том, что напрасно пришла сюда. Напрасно она решила встретиться с Максом – он ни в чем не раскаивался.
Наташа выскочила на улицу и остановилась у входа, задыхаясь от той лавины ненависти, которую только что обрушил на нее бывший жених. Вчерашний снег уже растаял, и мимо, по черной дороге, мчались потоком машины, разбрызгивая шинами черную грязь.
Кто-то тихонько положил ей руку на плечо.
– Наташа...
Она отшатнулась – рядом снова стоял Макс. Его белая рубашка странно смотрелась на фоне хмурой ноябрьской непогоды.
– Прости меня, – тихо произнес он.
Наташа, ничего не ответив, пошла вдоль дороги прочь от магазина.
– Погоди... – не отставал Макс. – Мне очень жаль, что все так поучилось. Но я совсем потерял голову!
– Не надо, Макс...
– Все было так хорошо! – с отчаянием сказал он. – Я любил тебя, ты любила меня, мы собирались пожениться... И вдруг появился этот человек, который словно околдовал тебя. Ты стала думать только о нем, забыла обо мне! Ты же сама говорила о нем – наваждение!
– Да, наваждение.
– Оно пройдет, – убежденно произнес Макс. – Оно пройдет – все в этом мире проходит... И мы снова будем вместе.
– Не будем. Даже если и пройдет.
– Ты обиделась, да?
– Макс, замерзнешь, возвращайся обратно, – спокойно ответила она.
– Наташа... какая же ты милая, – забормотал он, преградив дорогу. – Это ты – мое наваждение. Я тебя так люблю... Но ты ускользаешь от меня, все время ускользаешь! Одно время мне казалось, что я уже поймал тебя, что ты у меня в руках, вот так... – Макс с улыбкой сложил ладони, показывая, как он держит ее. – А потом ты вдруг – вырвалась! – Он медленно открыл ладони и уставился на неподвижное серое небо, низко висевшее над городом. – Я бегу за тобой и пытаюсь снова поймать, но ты все дальше, все выше... Ты опять ускользаешь!..
* * *
– Ты с ума сошла, – шепотом произнесла Вика Абрамова, складывая композицию из орхидей и подвязывая ее розовыми лентами. – Галина Викторовна просто рвет и мечет! Где, говорит, эта Зимина...
– Так я же звонила ей, предупреждала! – с досадой произнесла Наташа.
– Ничего, говорит, не знаю... – продолжила Вика. – Я, говорит, могла ее еще три дня назад уволить, согласно Трудовому кодексу, и ни один суд ее бы потом не восстановил на работе...
– Все просто помешались на этом суде! – вздохнула Наташа. – Правда, что ли, уже начать с кем-нибудь судиться...
– Не смешно, – холодно посмотрела Вика. – В общем, Наташа, если ты завтра не придешь, она тебя точно уволит. Даже несмотря на то, что ты, как она выразилась, «хорошая девочка».
– Да завтра я и так выйду! – с отчаянием произнесла Наташа. – Я бы и сегодня вышла, но мне позвонила Настя и просила срочно прийти – у них там что-то случилось...
– Семейные проблемы?
– Они самые, – вздохнула Наташа. – Все бы ничего, но у меня такой зять противный, Аркадий...
– А чего? – тут же спросила Вика. Несмотря на свою внешнюю холодность, она была любопытной особой.
– Он игроман.
– Кто?
– Игроман. Ну, тот, кто все деньги в казино оставляет, – пояснила Наташа.
– Боже мой, какое несчастье, боже мой... – прижала ладони к щекам Вика. – Это ведь вроде алкоголизма... Ладно, беги, я уж Галину Викторовну как-нибудь постараюсь умаслить.
– Ладно, пока... – Наташа направилась к выходу.
– Натка, стой – я совсем забыла!
– Что?
– К тебе девушка какая-то заходила. Вроде бы я ее когда-то видела...
– Какая девушка? – удивилась Наташа. – Мирка, что ли?
– Нет, другая, твою Мириэль я хорошо знаю... – Вика вдруг встрепенулась: – Да вон она, у витрины!
Наташа обернулась и увидела Катю Стенич – та стояла на улице и, прижавшись к стеклу, напряженно вглядывалась внутрь магазина.
Катя Стенич, в узком черном пальто, на длиннейших шпильках, с гривой белокурых кудрей, как всегда, выглядела великолепно. Проходившие мимо мужчины дружно косились в ее сторону.
Наташа вышла из цветочного и направилась в ее сторону.
– Меня ищешь?
Катя вздрогнула и оторвалась от витрины. Ее хорошенькое, словно только что умытое личико перекосилось.
– Ты... ну, наконец-то... змеюка ты подколодная! – всплеснула она руками.
– От змеюки слышу, – хладнокровно произнесла Наташа. – Ты лучше по существу говори, мне некогда.
Катя несколько опешила. Она привыкла видеть Наташу покорной овечкой, готовой выполнить любую просьбу, сдержанной и робкой.
– Вот ты как... – с горьким упреком пробормотала Катя. – Притворщица! А сама цветочки мне носила... «Ах, Катенька, я восхищаюсь твоим талантом...» – передразнила она. – А потом свинью мне подложила! Это ведь ты Никите на меня донесла?
– Я. Не вынесла душа поэта.
– Ну, подлая... Еще шутит! – Катя заморгала, и на ресницах ее заблестели слезы – столь быстрого признания она тоже не ожидала. – Ты же мне всю жизнь разрушила!
– Невозможно было наблюдать за тем, как ты обманываешь Никиту с этим альфонсом, – честно призналась Наташа. – Согласна, доносительство гадко, но иначе я просто не могла.
– Да чего, чего ты не могла! – закричала Катя. – Не могла она... А где мне жить-то теперь, а? Я ж теперь не могу с Рощиным жить... Я теперь на улице, как бездомная!
– Что, правда? – тихо спросила Наташа.
– Ну, есть у меня, допустим, комната в общежитии, от нашего театра, но разве это жизнь!
– Ты меня напугала... – с облегчением вздохнула Наташа. – Я уж было собралась тебя к себе пригласить. Однокомнатная развалюха, лифта нет, санузел совмещенный – но ничего, зато крыша над головой.
– Шутишь? – опять заморгала глазами Катя. – Ничем не лучше нашего общежития...
Злость у нее немного прошла, и она смотрела теперь на Наташу с удивлением, как будто видела ее в первый раз.