Некоторых так больше и не видели. А некоторых потом находили мертвыми, и всегда непременно возле воды или в воде.
— Ты-то, ну ты-то откуда про все это знаешь? — спросил Кравченко. — Ты же нездешний…
— я тут живу уже шесть лет. Пока мы тут строились с Юлей, много чего наслушались. Жена вон вам сказку рассказала, а я факты приведу. Например, еще в начале века, когда в соседней литовской Ниде обосновалась колония художников из Кенигсбергской художественной академии…
— Ну, про художников-то ты откуда знаешь, Илюха? — снова не выдержал Кравченко.
— Тихо ты, — зашипела Катя. — Дай послушать, интересно! Илья, дорогой, продолжайте, пожалуйста.
— Сюда на косу многие известные художники немецкие, между прочим, любили приезжать, работали здесь. Приезжали писать этюды, многие на летний сезон привозили свои семьи, снимали в Ниде, в Росситене, в Пилькоппене дома. Сначала все вроде бы шло хорошо, колония процветала. Но потом вдруг случилось несчастье. Пропала десятилетняя дочка одного из художников. А спустя три недели пропала еще одна девочка, четырнадцати лет. Она отправилась на велосипеде из Росситена в Ниду на субботние танцы. Велосипед ее потом нашли в дюнах, недалеко от пляжа.
А тело спустя некоторое время шторм выбросил на берег.
— Она что же, утонула? — спросил Мещерский.
— Говорили, вроде бы утонула. Про нашу Дашу Нефедову, между прочим, тоже сначала говорили: уехала.
Потом: утонула. А когда после шторма на труп ее наткнулись и увидели своими глазами, что с ее телом сделали, то…
— Ты собираешься провести какие-то параллели с событиями почти столетней давности? — спросил Мещерский.
— Никаких я параллелей не провожу, — усмехнулся Базис. — Вы же о продолжении истории спрашивали.
Так вот… Позже, когда Мемельский край уже к Германии присоединили, был тут на косе, летний спортивный детский лагерь.
— Гитлерюгенда, тот самый? — спросила Катя.
Базис глянул на Линка и кивнул: тот самый.
— Выращивали там цветы фюрера, будущее рейха. — Базис хмыкнул. — А детки под руководством воспитателей маршировали строем под барабан, плавали, на мотоциклах по пересеченной местности гоняли и особенно планеризмом увлекались, модным в начале тридцатых и новым видом спорта. Ну вот, был-был этот «югендовский» рай, а потом его вдруг взяли и закрыли.
— Ну, война, наверное, помешала, — предположил Мещерский.
— Война гораздо позже началась, и почти до сорок четвертого года ее тут, в Восточной Пруссии, никто особо и не нюхал, — отрезал Базис. — А лагерь закрыли летом тридцать восьмого года из-за трагической гибели сразу троих его воспитанников.
Катя взглянула на Линка. Он допил кофе, аккуратно промокнул губы салфеткой. Потом протянул Базису чашку за новой порцией.
— Что именно в лагере произошло, до сих пор точно неизвестно. Одни одно говорили, другие — совсем другое. Совсем другое. — Базис сделал паузу. — Факты таковы: израненное тело одного воспитанника однажды вечером нашли в пруду, тело его товарища с размозженным черепом лежало рядом на берегу пруда.
И в ту же ночь на берегу моря на мелководье обнаружили мертвым и третьего подростка. Его утопили, явно силой удерживая голову под водой. Ходили слухи среди местных, что разбираться приезжала даже группа офицеров СС. В результате разборок начальник лагеря пустил себе пулю в лоб, всех воспитателей разжаловали, воспитанников увезли, а лагерь закрыли.
— Есть документ, отчет записан и опубликован об этом случае. Я читать этот публикаций, — сказал громко Линк. — Отчет расследований говорить о криминал среди воспитанник. Было два группа молодежь в лагерь, и они конфликтовать. Потом быть драка на берег пруд после факельной шествий в честь фюрер. Один воспитанник брать учебный автомат, снимать штык-нож и резать им парень из другой, враждебной, группа и потом бить прикладом автомат по голова второго парень. А потом во время ночной отбой воспитанники из этой группа, где уже были два убитый, решили мстить, вытаскивать убийцу из постель, тащить на берег и топить. Так записан отчет расследования. За это строго наказывать всех начальник лагерь — офицер СС и персонал за разложений моральный дух.
— Убийства в молодежной среде были во все времена и при всех режимах. Вспомните, даже Ромео убил Тибальда, — заметил Мещерский. — Это типичная уголовщина. При чем же тут…
— Нет, ребята, все дело в месте, в этом самом месте, — сказала со вздохом Юлия. — Случись то же самое где-нибудь еще, так все и было бы — уголовщина, нацисты. Но все это произошло тут. Есть такие места, которые просто притягивают несчастья, убийства, насильственные смерти… И если в местах есть еще и какая-нибудь легенда, вроде нашей, то… Вы же видите, и лагеря того давным-давно нет, и все немцы, жители бывшего Пилькоппена, давно покинули эти места, а память о прошлом жива. Жива настолько, что я порой горько сожалею, что мы вбухали все, что имели, в этот дом и теперь словно веревкой привязаны к этому месту.
— Слухи о том, что произошло в лагере, в те годы, перед войной, ходили самые разные, — продолжал Базис. — И закрыли фашисты его очень быстро, даже часть имущества оставили, в том числе и несколько машин в гараже, а среди них и личный подарок Геринга, наш «мере». Посчитали, видно, что для будущих сверхчеловеков место это, что как магнитом несчастья притягивает, не слишком-то подходящее. Даже опасное.
— А после войны, когда тут наши уже были, дети не пропадали? — спросил Кравченко. — Не тонули?
— Нет, что вы, все было нормально, вплоть до этого года, — вмешалась Юлия. — Я почему это знаю — я же все детство тут, на косе, провела. Слыхали мы, конечно, истории про Водяного и его детей, но… И сами рассказывали, и от старших слышали. Но все это было так несерьезно, обычный подростковый фольклор…
Ну, когда в пионерлагере перед отбоем кто-нибудь начинает страшилки на ночь рассказывать.
— А сейчас что же — вы всерьез полагаете, что между нынешними убийствами и теми странными смертями существует связь? — спросил Мещерский. — Ой, ребята, у вас лица такие, словно это уже не просто сказки перед отбоем. Вы где живете-то, а? На каком свете?
— Если это вопрос ко мне, я так скажу: я реалист и в мистику принципиально не верю, — сказала Юлия. — Просто я считаю, что есть на свете места, где лучше не держать частный отель. Когда в апреле нашли тело Нефедовой, и потом вдруг пропала вторая девочка, то… — Она взглянула на Линка.
Катя тоже взглянула на него. Он стоял лицом к ним возле стойки бара и в этот момент как раз закуривал.
«Разве священнику разрешается курить? — удивилась про себя Катя. — Впрочем, он же пока еще не настоящий пастор…»
— Дело в том, — сказал Линк спокойно, — все дело в том, что я его видеть. Я видеть его свои собственные глаза.
— Кого? — среди воцарившейся тишины спросил Кравченко.