Линк подошел к их столику. И Катя ясно ощутила странный сладковатый запах дыма от его сигареты.
«Неужели марихуана? — подумала она. — Марта не зря, видно, говорила…»
— Один день давно, — медленно произнес Линк. — Мой жизнь быть на волосок, вот так. — Он показал жестом. — Я раньше отшень скверно, плохо делать. Секс, шнапс, наркотик, ложь. И смерть прийти один дождливый зимний ночь и смотреть прямо мои глаза. И я думать: майн готт, я умирать. И бог в мой сердце сказать: да, Михель, да, сейчас. А я кричать ему: нет, ты же знать — я отступать от веры в тебя. А он сказать мне: я ждать мой дитя всегда, пока ты жить… И смерть вдруг исчезать, и я дышать снова. И думать, думать, как жить потом. И приходить в церковь. И все менять в свой прежний жизнь. Мой духовный учитель говорить мне: Михель, тебе быть нелегко, сильно нелегко. Тебе быть много сомнений, и, возможно, быть так, что с тобой случаться отшень странный вещь, когда наш разум — ничто и только твой вера вот здесь, в сердце, — все. Я тогда думать — это просто слова мой учитель. Это метафор. Я не знать, что это произойти со мной здесь.
— Сереж, я с трудом понимаю, — шепнула Катя Мещерскому. — Предложи ему говорить по-немецки и переведи, если сможешь.
Мещерский, отчего-то крайне смущаясь, сказал Линку несколько слов по-немецки. Линк печально улыбнулся, приветствуя эту инициативу. Далее речь его была похожа на монолог. Кате он показался в тот момент удивительно похожим на молодого ученого из андерсеновской «Тени». Мещерский медленно, словно бы на ощупь, переводил, подбирая слова:
— Он говорит, тут с ним однажды ночью было так, словно спишь и видишь сон, что спишь. И.., и видишь сон… Ой, нет, все вроде верно… Да, сон, где суша граничит с морем. Где.., э.., цепь, нет.., гряда песчаных дюн кончается у самой воды. Луна, неподвижная, мертвая, цепляется за кроны сосен. Касается блеклыми.., нет, тусклым лучом шпиля старой церкви над круглым прудом, затянутым ряской…
— Он стихи нам, этот поп, тут свои читает или псалмы? — спросил Кравченко.
— Не перебивай. — Катя толкнула его локтем.
— Лунный свет.., блики… — Мещерский посмотрел на замолчавшего Линка и кивнул: давай, продолжай, я перевожу. — Играют.., нет, мерцают на черной.., черт, это слово не знаю… В общем, на воде. Но вот в центре.., пруда раздается громкий всплеск.
— Рыба жирует. Я же говорил — в этой кладбищенской луже — карпы! — радостно воскликнул Кравченко.
— Юля, дорогая, ну налейте, налейте ему еще! Водки, коньяка, рома, керосина — чего угодно! Он тогда хоть на секунду рот свой закроет, помолчит! — взвился Мещерский.
Кравченко при общем молчаливом неодобрении что-то буркнул себе под нос. А Линк монотонно продолжал, и Мещерский следом за ним снова начал заплетаться:
— Волны, расходящиеся кругами по поверхности, качают в темной заводи в камышах тело.., мертвое тело, разбухшее.., э, безобразное, объеденное рыбой и раками…
Линк вдруг снова умолк, замолчал и Мещерский.
В баре воцарилась тишина. Линк закрыл глаза, голос его был гортанным, негромким.
— Он говорит, — перевел неуверенно Мещерский, — новый всплеск на воде. И в лунном свете что-то мелькает. Э.., чешуя хищной рыбы. И — руки пловца.
Сильные руки… И снова всплеск. Как будто кто-то нырнул на самое дно.
— Fisch? Schwimmer? Gleichzeitig, — произнес Линк.
— Рыба? Пловец? Или одно и то же? Одновременно, — перевел Мещерский.
Линк аккуратно стряхнул пепел в пепельницу на соседнем столике.
— Михель, простите за любопытство, эта сигарета у вас… Это марихуана? — среди общего молчания тихо спросила Катя.
— Шпинат. Я много курить раньше. Не бросать, не отвыкать. А пастор курить нельзя. Я проходить курс антиникотин. Это сигарет-шпинат, против зависимости. Это пока. Потом уже не будет никакой сигарет.
— А нам можно еще пару пива? — подал голос со своего столика Дергачев.
Юлия молча поднялась.
— Да, — произнес Кравченко с глубокомысленным видом. — Великое дело, сон. Такое можно увидеть, — он поймал взгляд Линка. — Ничего, майн фройнд, главное, здоровье. Остальное — пустяки.
Линк спросил по-немецки, но было ясно и без перевода:
— Что? Что вы говорите?
— Да это не я, а Райкин. Был такой артист у нас.
Ты, майн фройнд, не слыхал про него. А жаль.
— Можно вас, простите. — Чайкин обратился к Юлии, подошедшей к их столику с заказанным пивом. — Я хотел извиниться перед вами за то недоразумение… Я решил остаться тут на некоторое время.
Может, недели две поживу, может, и месяц. Ну и.., я хотел вас спросить… Вас Юля зовут, да? Красивое имя, редкое сейчас. Я хотел у вас, Юля, узнать, может быть, вам нужен тут в баре, в гостинице, помощник, работник?
— А вы как — на любую работу согласны, или что? — недовольно спросил Базис из-за стойки.
Чайкин выразительно глянул на Юлию. Видимо, решила про себя Катя, наблюдавшая эту сцену, он привык во всех вопросах полагаться исключительно на женщин.
— Ну и? — спросил Мещерский, когда они втроем вышли подышать свежим воздухом на сон грядущий.
— Ой, моя маман, как же мне плохо, — простонал Кравченко. — Нет, я должен немедленно принять горизонтальное положение. Я сыт вот так, — он черкнул ребром ладони по горлу, — вашими утопленниками, допросами, вашими ментами и вашими сказками.
— Хотел бы я знать, что тут творится, — мрачно изрек Мещерский. — Ну хоть приблизительно. Катюша, а ты что молчишь?
Катя пожала плечами:
— Отправляйтесь-ка вы оба спать. А я немножко проветрюсь.
— Одна? Здесь? — Мещерский даже вздрогнул. — Нет уж, в таком месте и в такой час я никуда тебя одну не пущу.
— Тогда покарауль мою жену, — Кравченко кивнул. — Сделай одолжение, друг. А я — баиньки. Спать и видеть сон, что спать. Ой, Серега, да как ты вообще такое сумел перевести?
— Сереж, а о чем Линка на допросе при тебе спрашивали? — поинтересовалась Катя, когда Кравченко поднялся в номер.
— Да так, о ерунде какой-то: не видел ли он возле пруда в ночное время машину — это месяц-то назад.
Не слышал ли — останавливался, может, кто-то на шоссе. А он им ответил, что там проезжая дорога, и, если следить за каждой машиной, у него не останется времени ни на что.
— А он сам где живет? В поселке?
— Да прямо во флигеле. Ему местная администрация весь церковный комплекс предоставила… Да, потом они его спросили, как часто Пунцова Света посещала занятия по немецкому языку, и про другую девочку тоже спрашивали. Линк сразу разволновался ужасно. Сказал, что обе девушки очень интересовались занятиями и почти никогда их не пропускали.