– Правда? Да что ты говоришь? – Елистратов развел руками. – Два трупа за одну неделю. И в торговых залах полно твоих отпечатков – везде.
– Да я же… я работаю там… я за все берусь – товары, полки… Послушайте меня…
– Это ты послушай меня, сынок, – Елистратов повысил голос. – У нас все сходится на тебе. И столько этих улик, что даже это наше ночное задержание с поличным… это только штрих… Две женщины убиты, и ты был знаком с человеком, который когда-то всерьез подозревался в убийствах, совершенных за много лет до этого, но там же, в универмаге, причем аналогичным способом. И суду, поверь, этого уже будет достаточно. И срок у тебя будет длинный, сынок, если не пожизненный, за все твои кровавые художества.
– Но мы с Вероникой… но я… Да выслушайте вы меня! Я никого не убивал, я не хотел никому причинять вреда, для этого все и было задумано со звуковой атакой, с этой страшилкой… Нам надо было, чтобы… чтобы здание пустовало в ночные часы, чтобы они там все… продавщицы, рабочие не задерживались и чтобы охрана не входила до утра… Чтобы туда никто не совался. Чтобы они боялись! Мне время нужно было!
– Для чего тебе нужно было время? – спросил полковник Гущин.
– Я искал там гараж.
– Какой еще гараж?
– Подземный, – Хохлов неожиданно всхлипнул и закрыл лицо руками.
Пауза.
Елистратов кивнул – один из оперативников налил в стакан воды и подал Хохлову. Тот пил жадно.
– Что еще за гараж такой?
– Под универмагом. Должен быть, только там его нет. Я все там обыскал.
И опять пауза.
– Отпустите Веронику, она ни при чем. Это целиком моя идея… Когда ее отец умирал…
– Отчим, ты хочешь сказать, Ванин, – Елистратов кивнул следователю – записывайте на протокол.
– Отец… Сергей Иванович… Она его всегда отцом своим считала. Когда мы с Вероникой познакомились, он уже плох был совсем, в больнице лежал, а потом его домой выписали… Врачи ведь не любят, когда у них умирают, отчетность им портят… У него рак легких был, Вероника за ним ухаживала. А я… вы не знаете, что это за девушка, я ради нее на все готов был… и сейчас тоже готов… Я был с ней, когда он, ее отец… Он мне сказал – позаботься о ней. А потом сказал, что мы с ней будем очень богаты, только я должен поклясться, что я позабочусь о ней и о ее матери… И я поклялся ему. Я жизнью ему поклялся. И тогда он рассказал нам, как они…
– Грабанули инкассаторскую машину, когда работали в Гознаке? Во время путча?
– Вы об этом знаете? – Хохлов вздрогнул.
– Как видишь, все нам известно, – Елистратов прикусил сигару. – Итак…
– Он сказал, что его товарищи погибли… и что он теперь один, и что ему нужен помощник… молодой, здоровый… Поймите вы, он не хотел умирать, задыхался, кровью харкал, но не хотел умирать, все говорил, что поднимется, встанет… Он сказал про Замоскворецкий универмаг, что там есть подземный ход, спуск в туннели спецметро… Он когда еще электриком в том районе в домах работал, обнаружил этот ход по электропроводке. В сером доме в подъезде за мусоропроводом через старое бомбоубежище… Он очень подробно описал. Я этот ход потом нашел, мы с Вероникой нашли, и я… там подъемник, и можно попасть в универмаг на четвертый этаж, там дверь-зеркало… Это все оказалось правдой, что он нам говорил… Он сказал, что инкассаторскую машину они спрятали в подземном гараже и это связано с универмагом… Я потом, когда пришел туда на работу устраиваться, увидел – это же совсем рядом с Гознаком! Значит, все это правда, значит, это был не предсмертный его бред… Но он…
– Что он?
– У него тогда начался приступ удушья… мы вызвали «Скорую», но они ничего не смогли сделать, он умер.
– Он не сказал, где украденная машина?
– Он не успел… Я спускался туда, вниз… И в здании искал другие выходы – в подвалах, в обоих наших подвалах, но там все закрыто и замуровано… Только этот один ход через подъемник… Там нет никакого гаража под зданием… в этом лабиринте.
– И сколько же времени у тебя ушло на поиски?
– Полгода.
– А твоя аппаратура для звуковых эффектов? Это твое шумовое пугало для слабонервных?
– Я ее смонтировал сам. Звуковой фон синтезировал, мне нужен был максимальный эффект, чтобы они боялись, чтобы поверили, – Хохлов смотрел в пол.
– Аппаратура дорогая, – заметил Гущин. – Японская, не одну тысячу долларов стоит. Где деньги-то взял?
– У мадам.
– У Ольги Краузе?
– У старухи, – Хохлов усмехнулся. – Она добрая баба, щедрая… хотела, чтобы я прилично выглядел, чтобы соответствовал ей, так сказать… Она никогда не скупилась.
– И ты этим пользовался. А почему иногда эти твои «звуковые эффекты» даже на улице в соседних домах люди по ночам слышали, пугались?
– Это я просто не рассчитал, я динамики рассредоточил по залам… Там дистанционное управление… я опробовал систему и звук… Это же звук… Там надо громкость отладить, все рассчитать.
– Итак, ты закрывал и сдавал универмаг на охрану, а потом…
– А потом иногда возвращался ночью туда через бомбоубежище. Я искал, я все там обыскал, других спусков через подвалы нет и в подвалах никакого гаража. Внизу только туннели, лабиринт… ветка метро… Не знаю, я не думаю, что он… отец Вероники специально нас обманывал… наверное, с головой у него было уже что-то не в порядке…
– А ты тоже это заметил, сынок? – вкрадчиво спросил Елистратов.
И по его интонации Катя (слушавшая этот поразительный допрос и уже почти готовая поверить Хохлову) поняла, что сам Елистратов не верит парню ни на вот столько!
Хохлов поднял голову.
– Ты тоже это заметил? – повторил Елистратов.
– Что?
– Что Ванин – сумасшедший. Маньяк, на счету которого три, а может, и четыре жизни.
– Вы о его приятелях-инкассаторах, тех, с которыми он украл машину?
– Я о женщинах, которых он убил в универмаге в июле восьмидесятого года. Разве об этом он тебе не рассказывал, сынок?
– Нет, – Хохлов внезапно побледнел.
– Неужели не рассказывал? Не хвалился во всех подробностях, не описывал, как он это сделал… как убивал… Про кровать и помаду, про иголки…
– Нет!
– Про надпись на зеркале!
– Он мне ничего не говорил! Об этом речи не было!
– А о чем… о чем шла речь? – тон Елистратова, до этого оглушающий и какой-то плотоядный… «крокодилий» (так показалось Кате), снизился до шепота. – О чем у вас шла речь?
– Только о машине… об инкассаторской машине и гараже, клянусь вам!
– А я тебе не верю, сынок. Электропроводка… тут ты сказал правду, хороший электрик много чего может понять по тому, куда ведет проводка… И твой покойный тесть тогда, в восьмидесятом, увидел, куда она ведет, нашел тайный ход. И после той ночи убийств он покинул универмаг через тот лифт. И он поделился с тобой… он рассказал… порой так хочется поделиться с кем-то, а особенно перед смертью, рак – страшная болезнь… Ну а ты, ты все это выслушал и запомнил. Запомнил, ведь правда?