– Машину сначала надо забрать и вскрыть, это же сейф на колесах.
– Сомневаешься, что я это смогу?
– А как потом станем делить? – Катя смотрела на него.
– Поделим честно. И уедем – только ты и я. Эту жабу рыжую, что в багажнике, я пристрелю, возьму еще один грех, но она больше никому не доставит неприятностей, никого не убьет. А Василиска… а ты к Шеину вернешься, – Марк обернулся к Василисе Краузе. – Кстати, передашь, что я у него больше не работаю. Уволился по собственному желанию. Мы уедем, весь мир перед нами с такими-то деньгами, с этими драгметаллами… Одесса моя мама… А там Париж, Ямайка, Каймановы острова. Только ты и я, решай, пани Катарина.
Катя вынула руку из его горячих ладоней.
– Что, компания не подходящая для капитана милиции? Вор и убийца… Если твои узнают, от какой доли в золоте ты отказалась, скажут, спятила… такой шанс один раз в жизни выпадает, детка. А твои менты тоже не ангелы с крыльями.
– Я забираю Комаровскую, Марк.
Он смотрел на Катю долго, словно пытался запомнить ее лицо.
– Ладно, – произнес он, – мы сами кузнецы своего счастья. Вот, держи, – он сунул в руку Кате брелок с дистанционным пультом от роскошного шеинского «Мерседеса». – Эта кнопка двери открывает, эта двигатель запускает, а эта от багажника с его содержимым. Об одном прошу – дашь мне два часа форы. Пока доедете, пока эту тварь оформите на задержание…
Он взялся за трос, чтобы снова спуститься вниз, к кладу.
– Как же ты выберешься, там же ворота?
Ей так не хотелось… было безумно жаль, что он уходит, исчезает вот так – спускаясь в подземелье, точно в могилу.
– За меня не волнуйся… Прощай, пани Катарина… Точно не передумаешь?
– Нет, Марк. Так, как ты хочешь, я не могу.
– Прощай… А впрочем, не знаю, может, и пока… Если все же книжку сварганю… пришлю на отзыв… И гранатовый браслет за мной… подарок с Каймановых островов!
Это донеслось уже снизу, из подземного бокса. Дальше Катя уже не расслышала.
Они с Василисой вышли на воздух. Над заводскими корпусами брезжил рассвет.
– Я такую тачку не умею водить, – Катя нажала первую кнопку на пульте, открывая двери шеинского «Мерседеса».
Опять открывая все закрытые двери…
– Я умею, я сяду за руль. И знаешь, давай теперь на «ты», всегда на «ты». – Василиса Краузе вытерла тыльной стороной ладони лицо – грязное, все в пятнах пыли и разводах от слез. – Ты меня спасла от смерти. Я у тебя в неоплатном долгу.
Мощный мотор тихо зарокотал, и «Мерседес», плавно развернувшись, взял курс на Никитский переулок, увозя их двоих… троих…
В это утро жара в Москве кончилась, пришли проливные дожди.
Среди дождей и высокой влажности почти тропического лета…
Под зонтами, шлепая по лужам…
Слушая ночами, как тяжелые капли барабанят по стеклам…
По мокрой листве и глянцевому асфальту…
С трудом вспоминая ту, прежнюю жару, сейчас представлявшуюся мифом…
Тайны подземелья…
Страх ночи…
И свои приключения…
Они все вместе двигались вперед.
Катя, Гущин, Елистратов и она…
Еву Комаровскую держали в следственном изоляторе Петровки, 38. В одиночной камере, и надзиратель каждое утро и каждую ночь открывал крохотную форточку в узком окне под самым потолком, забранным решеткой и сеткой.
Свежий воздух и вопросы, вопросы, допросы, допросы…
Катя… Она ездила на Петровку, 38, конечно же, ее вызывали, и несколько раз Катю сопровождал сам начальник областного уголовного розыска полковник Гущин.
– Это чтоб ты не очень зазнавалась, – бурчал он в машине. – На Петровке и так ребята про тебя спрашивают, я уж замучился отвечать. Взяла в одиночку такую… даже и не знаю, как эту Комаровскую назвать… Личное задержание, так всем и отвечаю, а они с вопросами лезут – опера в основном, – замужем ты или нет, интересуются.
В этот раз ей позвонил Елистратов и попросил приехать. И Катя отправилась на Петровку в МУР одна.
– Она хочет вас видеть, – сказал Елистратов после обычных приветствий. – Настаивает на личной встрече с вами.
– Она виделась с Феликсом? – спросила Катя.
– На очной ставке.
Елистратов умолк на секунду, словно подбирая слова…
А Катя вспомнила, как две недели назад вот тут же в кабинете он положил перед ней на стол фотографию, и Катя сначала на ней никого не узнала – две девочки лет тринадцати и четырнадцати, явно сестры – в болоньевых куртках с капюшонами и высокий светловолосый парень… чем-то неуловимо похожий на Феликса, только намного красивее – ясноглазый, мускулистый, с ямкой на подбородке. Он выглядел намного старше девчонок-школьниц, улыбавшихся в объектив фотоаппарата. Все трое стояли на каком-то мосту – кирпичном, полуразвалившемся, перекинутом через узкий канал в каком-то парке.
– Сестры Комаровские – Ева и Кристина, Кристина-старшая, мать Феликса, она сейчас в Канаде замужем… А это вот и есть Матвей Маньковский, – Елистратов закрыл пальцем лицо парня на фото. – Снимок этот Феликс нашел под обложкой семейного альбома… Уже не знаю – до того звонка тебе или после… Утверждает, что это место… его могилу… он отыскал при помощи ясновидения… Не знаем, что и думать… Экстрасенс – свидетель… Проще нам в протоколе записать, что он узнал это место по этой вот фотографии, которую сам же нам и отдал. Так суду понятнее и хлопот меньше. Это ж Царицыно… парк, пруды, правда, там сейчас дворец-новодел, но то место сохранилось таким, как и тридцать лет назад.
А потом был дождливый день, и они приехали в Царицынский парк – оперативные машины МУРа, эксперты-криминалисты, следователь прокуратуры и она… Ева Комаровская… Уже для проведения следственного эксперимента.
Дождь лил как из ведра, и территория парка опустела, а они шли под зонтами – мимо помпезного дворца, выстроенного на месте старого пепелища, мимо прудов с черными лебедями, по кирпичному мосту, мимо каналов, вековых лип, зарослей кустарника, беседок, строительного мусора, еще не везде убранного, бетонных труб, что укладывали в старом парке, ремонтируя дренажную систему, мимо поляны возле главной аллеи, где когда-то была танцплощадка и куда стекалась вся праздная молодежь.
Елистратов очень уверенно вел оперативную группу, потому что это был повторный выезд на место – уже следственный эксперимент. А труп… труп достали из оврага с водой еще раньше, когда Феликс-ясновидец привел их на эту поляну в старом Царицынском парке.
Впрочем, трупа как такового уже тоже не было, только скелет, пролежавший десятки лет в заболоченной яме. Его извлекли и…
Катя до следственного эксперимента читала заключения экспертиз: скелет мужчины приблизительно двадцати – двадцати пяти лет, причина смерти – травмы черепа в области лобной и височной долей. Из одежды сохранился лишь один ботинок и брючный ремень, да еще серебряный католический крестик, его отыскали водолазы. Дно в овраге было не таким уж и глубоким, но вот края – крутые, скользкие, глинистые, они не изменились со временем…